Первое, что запомнилось – меня вытаскивают осторожные и уверенные человеческие руки из пирамиды других одинаковых заготовок. С этого мига появилось сознание, я начало воспринимать то, что отражалось во мне. Мастерскую по обработке стекла, просто сарай с низким запылённым потолком, двух рабочих в потёртых робах, несущих меня с намерением что-то немедленно со мной сотворить. Последним прежде, чем сознание снова оставило, ощутился резец станка, глубоко, но без боли, заведомо мне не ведомой, входящий в мою хрупкую твёрдую плоть.
Я очнулось, не ведая, сколько продлилось новое забытьё и совершенно отчётливо осознало изменение собственной сущности. Новыми свойствами меня наделили в той тьме, которую я не могло воспринимать. Нечто невообразимое свершилось с моим естеством. Вместо прежнего прямоугольного состояния помимо моей воли мне придали более усложнённую форму. Я чётко ощущало всем телом законченность и шлифованную грань эллипса с неведомым пока предназначением.
Когда заказчик явился за мной, стало понятно, что меня изготовили именно для него. Собственно жизнь началась, когда, бережно поддерживая за край пальцами в колючих перчатках, новый владелец вынес меня за скрипучую дверь, придержав отворённую створку свободной рукой. Во мне тотчас отразилось голубое небо, захламлённый двор и исторгнувшие нас на улицу распахнутые ворота. Хозяин не воспользовался ни одним из проносившихся мимо автомобилей, а зашагал по широкому тротуару к известной ему цели. Он прижимал меня к себе с бережной осторожностью, в которой ощущалось интимное и надёжное. Вместе с безграничным доверием к нему я исполнилось надежд на лучезарное будущее.
По пути он ни разу не остановился передохнуть или сменить руку, уверенно и заботливо меня державшую, старательно избегал улиц с людскими скоплениями. Во мне отражалась всё та же бездонная голубизна без единого облачка со слепящим солнцем в вышине, а по сторонам разномастные здания в море асфальта. Мы пересекли горбатый мостик через ленту канала с зелёными берегами в огранке бетона, и вскоре добрались до третьего этажа многоквартирного дома. Свободной рукой он отпер дверь, и мы очутились в узкой прихожей. Кольнуло подозрение: не здесь ли на стене рядом с банальной вешалкой над полочкой для обуви мне уготовано влачить жалкое существование? Но он пронёс в комнату и бережно опустил на столешницу внушительного стола. Во мне успела отразиться обстановка, первым бросился в глаза превосходивший размерами собрат – выше человеческого роста трюмо в резной раме тёмного дерева на подставке с вычурно изогнутыми ножками. Остальной интерьер уже не имел ровным счётом никакого значения. Сразу стало ясно: в одном помещении с таким великолепным образчиком нашей породы мне не место. Сиротливо висеть на стене неподалёку от такой красотищи, чтобы постоянно ощущать собственное ничтожество на фоне его бесспорного величия и видеть отражение этого на лицах всех приходящих? К счастью, мне такое не угрожало. Но где же тогда приютит Хозяин?
А он уже аккуратно перевернул меня лицом на только что разложенные рядом широкие серебристые полосы. Во мне успела отразиться разорванная упаковка с надписью «Суперлента» и пластиковая туба с отрезанным носиком в железном захвате конструкции со спусковым крючком. Больше уже я ничего не могло увидеть, только чувствовало, как он наносит рядами на мою спину прохладную липкую кашицу из пофыркивавшей при выдавливании цилиндрической ёмкости.
Через нескончаемую вечность щекотка на грани пытки прекратилась, меня осторожно приподняли, и напоследок в этой комнате снова успело отразиться великолепное трюмо, взиравшее то ли с презрением, то ли с равнодушием. Для попытки контакта с ним сейчас не представлялось ни малейшей возможности.
Несколько шагов по коридору, ещё одна раскрытая дверь, и меня приплюснули к кафельной стене, осторожно, но с настойчивым нажимом. Сквозь полосы крепёжной ленты на моём лице отразилось за спиной хозяина небольшое помещение, освещаемое потолочным плафоном, унитаз, ванна с душем за пёстрой икеевской занавеской. Всё это на фоне белого кафеля и шахматных плиток на полу. Меня навсегда поселили в совмещённом санузле? Ну, и дела! О таком ли будущем мечталось недавно?! Но Хозяин предопределил мою участь с самого начала, именно для того и заказал в нужной для него форме. Он придирчиво осмотрел то ли меня, то ли собственное отражение в свободных от скотча участках, повернулся и вышел, выключив свет. Затворённая им дверь оставила меня в полной темноте.
Когда через какое-то неподдающееся моему измерению время снова зажёгся светильник на потолке, вид Хозяина обрадовал, вместе с тем пришло осознание, что теперь вся моя жизнь будет заключаться в ожидании таких вот повторов светлых промежутков или простого открытия двери в коридор. Хозяин ощупал меня, исполнил свои физиологические надобности и вышел, потушив лампочку, но на этот раз неплотно прикрыл дверь. Я смогло услышать часть его разговора по мобильному телефону, говорил он громко, хотя и не во всём понятно для меня. Тем не менее, я сразу поняло, что речь шла обо мне.
– Да, уже принёс и повесил… Клей пистолетиком нащёлкал специальный, чтоб зеркальный слой не повредить, и суперлентой «Момент» присобачил на сутки… Нет, заказал на фабрике «Стеклофф», в интернете нашёл – как тебе такое смешное название с понтами? Так-то сарай сараем… Представляешь, наставили компов, а вырезают всё, что не прямоугольное, вручную по шаблону заказчика! Даже никакого понятия о корел дро не имеют! Пришлось самому заранее набрать, распечатать на восьми снегурочках и на ватман наклеить! Проще было готовое в магазине купить, но дороже намного, один багет чего бы стоил! Да и кафель дюбелями для крепления портить не хотел… Теперь положено обмыть!.. Ты как?
Щёлкнул замок входной двери, и больше никаких звуков не доносилось. Когда Хозяин снова обрадовал появлением, то смотрелся довольно странно и непривычно, поскольку не соответствовал уже знакомому мне виду. Держался неустойчиво на ногах, строил непонятные гримасы, то и дело нервно почёсывал нос, да и одежда на нём выглядела примятой и расхристанной.
Он припал почти вплотную ко мне и с надрывом спросил сквозь крепёжные ленты то ли своё отражение, то ли меня лично:
– А ты меня уважаешь?!
Первое предположение я тут же отмело. Если бы оно было справедливо, ему логичнее было бы обратиться к тому холёному хлыщу в резной раме, свободному от серебристого скотча. Но он же пришёл сюда, значит, обращался именно ко мне! Я с гордостью исполнилось благодарности за такое доверие, только ничего не могло сказать в ответ.
Внезапно он отшатнулся к унитазу, поднял крышку и упал на него лицом, издавая непонятные звуки. При этом что-то отвратительно вываливалось у него изо рта. Затем Хозяин со стоном ополоснулся из крана над раковиной и снова оставил меня в одиночестве, но явно озаботился обо мне и не погасил на этот раз свет.
Утром он вернулся, придерживая одной рукой, второй оборвал с меня все ленты. Придирчиво вгляделся в мой овал и непонятно кому пробормотал:
– Мужик! Я не знаю, кто ты, но я тебя побрею!
Затем намазался белой пенкой из тюбика и совершил странное действие, чему ещё наряду с прочим мне предстояло быть свидетелем изо дня в день.
Вскоре в квартире появилась молодая женщина, а с ней вторая зубная щётка и множество флакончиков и баночек с весёлыми пёстрыми этикетками. А за ними трусики, лифчики, колготки на полотенцесушилке. Выглядела она симпатичной и миленькой, даже пока не накрашивалась и возникала передо мной теперь каждое утро. Впрочем, сравнить с другими персонажами женского пола возможности до сих пор не представилось.
Я уже не сомневалось, что ставшие привычными лица этой пары и голые задницы над унитазом мне предстоит отражать всю последующую жизнь. Но однажды всё изменилось.
Несколько дней подряд приятельница Хозяина не появлялась, странно, я уже начало скучать по ней. И вот вместо неё неожиданно предстала полуголая и растрёпанная незнакомая блондинка. Не могу сказать, что она выглядела более или менее привлекательнее, но предыдущая успела стать для меня привычной, почти родной. Та подружка Хозяина представляла собой брюнетку природного окраса, тогда как естественность светлых волос новой гостьи вызывала сомнения. Похоже, из-за виденного ежедневно одного женского лица у меня выработалось пристрастие и независимо судить о замене я не могло.
И только начало привыкать к апгрейду подружки Хозяина, как с радостью обнаружила в пространстве санузла моментально узнаваемую прежнюю версию. Тому предшествовал шум и пронзительные вопли женщин с криками Хозяина за закрытой дверью. Блузка брюнетки оказалась разодрана, причёска растрёпана, глаза на впервые виденном мною злым выражением лица с потёками туши. Наскоро приведя себя в порядок, и убрав размывы со щёк, она снова растворилась за порогом, но гневный взгляд её горящих глаз ещё долго жёг всю мою амальгаму. С её исчезновением шум внутри квартиры продолжался, затем щёлкнул замок, хлопнула входная дверь, и воцарилась тишина.
Происшедшее удручало. Выходит, не всё так гладко в мире людей. Стабильность и покой в жизни Хозяина оказались пустой видимостью. Хотелось помочь и ему, и его темноволосой не чужой мне подружке, даже новой блондинке, в отношении к которой я пока не определилось. Но, что я могло предпринять, не имея никаких для того возможностей?
Не оставалось сомнений, что где-то за стенами существуют мои собратья. Причём, не только подобные мне, рождённому на фабрике, но и заведомо несхожие, что доказывало присутствие самодовольного, гордого красавца в резной раме. Мне мечталось, что мы все смогли бы объединиться и начать иначе отражать окружающее. Воздействовать на него так, чтобы изменить его к лучшему. И тогда не только нам, но и всем отражённым в нас людям станет легче и радостнее жить. Но, как это сделать?! Ведь отсутствие общего языка даже с напыщенным, презиравшим меня трюмо неумолимо доказывало несбыточность таких иллюзий.
Я долго оставалось в одиночестве, пока мой дорогой Хозяин снова не возник на пороге ванной. И оригинал, и отражение выглядели удручённо и разгневанно.
Неожиданно он ударил по мне кулаком так, что разбил костяшки пальцев и заляпал алым мою сверкавшую отражённым светом поверхность, покрывшуюся сеткой жутких трещин. На миг показалось, что это уже и моя собственная кровь, которой во мне заведомо не могло быть! Потом нанёс удар ещё и ещё, бил, пока на пол не посыпались осколки моего превращённого в хаос естества. И хотя боли я никак не могло чувствовать, но творившееся выглядело и было, по сути, бесконечно ужасным! Мелькнуло не то возмущение, не то недоумение такой несправедливостью: почему Хозяин вымещает звериные чувства именно на мне, а не на том шикарном зеркалище в комнате, которое гораздо в большем ведении всего происходившего вне санузла?!
Оставшиеся на стене неправильные фрагменты и осыпавшиеся вниз кусочки представились то ли моими неудачными детьми без будущего, то ли оторванными и разъединёнными навсегда частицами моего прежде единого, а теперь необратимо меркнущего сознания. Самое ужасное – в каждом из них продолжал отражаться внешний мир, от которого остался сейчас успевшая опостылеть клетка санузла с искажённым от ярости лицом непонятно за что убивавшего меня Хозяина.
Сергей Криворотов Астрахань