Историю, которую я рассказываю, я знаю со слов моей бабушки. А случилась эта история с ее мужем, вторым мужем. Первый, мой родной дед, пропал без вести во время войны.
Второй муж, Тимохин Михаил Михайлович, или как (для быстроты) все называли его Михал Михалыч, во время войны был капитаном-артиллеристом. В марте 1943 года был тяжело ранен. Он очень долго лечился. Но в силу того, что не все осколки можно было удалить из его израненного тела, получил инвалидность II группы, побывал в разных госпиталях и затем был отправлен долечиваться в Москву. Об этом узнала бабушка. Она навещала его в московском госпитале и в итоге забрала домой. Инвалидность есть инвалидность – оставшиеся осколки в голове и коленях не хотели вести себя тихо и иногда двигались, чем доставляли моему деду неимоверные боли, от которых можно было лезть на стену или в петлю, что периодически он и делал. В такие дни бабушка находила его сидящим на полу, мастерящим петлю. В этих случаях она применяла безотказно действующий прием – говорила ему: «Миша, подожди, я тебе мыло принесу». Дед очухивался и брал себя в руки. Но боли его донимали очень…
Однажды, это было уже при Н.С. Хрущеве, когда бабушка вышла в магазин, дед воспользовался этим моментом, взял свои костыли и отправился к Хрущеву на прием. Добрался до его приемной и там был остановлен дежурным милиционером. «Вы к кому и какой у Вас вопрос?» – спросил милиционер. «Хочу, чтобы Никита Сергеевич дал приказ отрезать мне ноги. Нет никаких сил терпеть эти боли», – ответил дед. «Посидите вот здесь, – сейчас Вас примут», – попросил милиционер.
Дед сел на стул, и вскоре его приняли – приехала психиатрическая Скорая помощь и увезла его в больницу на Соколиную гору…
Бабушка была сильно удивлена, когда вернулась домой, – мужа не было дома. Куда идти его искать? Но вдруг раздался телефонный звонок и женский голос, выяснив, что разговаривает с женой Тимохина Михаила Михайловича, объясняет: «Я врач-психиатр, к нам в больницу поступил Ваш муж, он попал сюда ошибочно, я понимаю его состояние. Через три часа у меня заканчивается смена, если Вы успеете до пересменки приехать, я выпишу Вашего мужа, и Вы сможете забрать его домой. Иначе он останется здесь надолго или на всю оставшуюся жизнь». Бабушка моментально собралась и успела забрать деда домой.
Михал Михалыч получил разрешение работать на дому, работа помогла ему немного справиться с болями, и жизнь его оживилась. Он ведь был уникальным краснодеревщиком, реставрировал антикварную мебель, отделывал кабинеты партийным боссам… Мы с сестрой частенько вспоминаем родных и, когда я выставляю свои воспоминания в проза.ру, моя сестра обязательно добавляет что-нибудь из своих воспоминаний о родном человеке или просто комментирует мои. Вот и сейчас она прислала свои комментарии.
Из письма моей сестры.
Перечитываю твой рассказ про дедушку Мишу. Зацепила меня история с психиатром. Удивительное дело, честное слово, мы воспринимали психиатрическую службу, как что-то враждебное нам. К помощи психиатров ведь прибегали для нейтрализации инакомыслящих, диссидентов. В психушках удобно было спрятать неугодных власти людей. А тут врач из больницы сама звонит жене пациента, говорит, что человек попал к ним по ошибке, и предлагает забрать его домой. И предупреждает о том, чем чревато промедление. Честное слово, удивительно! И страшно, и непонятно. Что же это за явление такое – ПСИХИАТРИЯ? Служба, стоящая на страже здоровья, как раздел медицины, или подручное средство силовых ведомств? Ведь, если бы в тот день дежурил другой врач, партийные боссы могли остаться без уникальной антикварной мебели, не было бы замечательного краснодеревщика.
А мы остались бы без дедушки Миши. А ведь он, когда я была ещё маленькая, позволял устраивать на своих больных ногах «детские поскакушки», терпел. А ещё он возил меня в Мавзолей «к Ленину». Мне тогда было 5 или 6 лет. Дорогу я не помню, но помню, как мы шли по Красной площади. Дедушка Миша был в зелёной гимнастёрке с наградами на груди, синих галифе, в сапогах, в фуражке, он держал меня левой рукой, а в правой у него была палка. Когда мы подошли к очереди, стоящей в «коридоре» из металлических ограждений, дедушка обратился к милиционеру, отдал ему честь, милиционер, в свою очередь, тоже приложил руку к козырьку. Разговора их я не помню. Но милиционер вежливо что-то ответил, подвёл нас к этим ограждениям, отодвинул одну секцию, пропустил нас к народу и закрыл проход. Это было недалеко от входа в Мавзолей. Так мы с дедушкой Мишей и дошли до входа. Здесь мы уже шли молча, обо всём было говорено по дороге. Помню, как мы проходили мимо караульных с винтовками, стоящими неподвижно, как статуи. Как в самом Мавзолее к нам подошёл мужчина в чёрном костюме, посоветовал дедушке поставить внучку справа, ближе к парапету, чтобы я могла увидеть вождя… Обратной дороги я тоже не помню. Как-то добрались до дома. Дедушка сел на стул и долго гладил свои ноги, сказал только, что устал.
Такой вот кусочек к твоим воспоминаниям о дедушке Мише, Михал Михалыче.
Виктория Мананова, Окленд, Новая Зеландия
Елена Прохорова, Москва, Россия