Много-много лет назад в институте из нас готовили медсестер гражданской обороны.
Сейчас это трудно представить, но готовили. Так, на всякий случай. Окончив наш филфак, мы получали в нагрузку звание сержанта медицинской службы. Самое интересное, что предметы по медицине были одними из самых трудных. Мы ж были такие все гуманитарии, а медицина – наука точная. И с нас три шкуры драли на экзаменах. Преподавателем у нас была такая колоритная бабка. Фамилия была Карташова. Никогда и никто ее не называл по имени, – наверное, поэтому я его не запомнила. При том, что мы очень ее любили, она ужас, какая строгая была! Огромная, с короткой стрижкой. Хирург, полковник медицинской службы, фронтовичка. Громогласная, курила в форточку на лекциях, никому не подчинялась, говорила, что думала. Чего ей было бояться? Она всю войну прошла, и эту войну потом носила в себе всю жизнь. Кладезь мудрости была. Рассказывала нам миллион историй. Поучительных таких. У нее был интересный взгляд на то, как нужно относиться к пациентам (у нас уже была практика в больницах, и нам этот ее взгляд казался ну уж совсем старомодным). Например, говорила: «Наглые сейчас медсестры пошли, пациенты в больнице к ним за лекарствами бегают. А медсестра настоящая поднести должна таблетки красиво, да на подносике! К пациентам, девочки, надо с уважением, кем бы они ни были, и в каком состоянии… Пациент в больнице – король». Помню, нам это не понравилось.
Вспомнила ее слова, когда, уже живя в Новой Зеландии, однажды на работе порезалась зараженным инструментом (использованным значит, нестерильным). В здании нашей клиники ( на снимке) работали не только дантисты, но были терапевты и лаборатория, так что мне далеко ехать не нужно было, но, тем не менее, пришлось прервать работу и тащиться на обработку кро-о-о-шечной ранки, а потом еще и кровь на анализ сдавать. Это по инструкции так положено – в нашей клинике все четко соблюдали.
Жду медсестру, и вдруг входит женщина, лет 40 на вид. Невменяемая просто. В грязной обуви и в грязной одежде, что вообще странно для киви. Они всегда одеты очень чисто, одежда может быть не глаженной, но свежей. Женщина бездомной, я думаю, не была, но выглядела так, как будто провела неделю под мостом. Она зашла и рухнула на диван. Что это было? Тяжелейший похмельный синдром? Запаха не было. Наркотики, я думаю, причем это видно было сразу. Как это ни ужасно, но в Новой Зеландии эта проблема очень серьезная. Медсестра повернулась ко мне: «Извините, не могли бы подождать? Мы обслужим эту леди». Леди сидела, уронив голову, закрыв лицо ладонями. Было не похоже, что ее здесь знают, никто не был удивлен или взволнован особо. Ее осторожно подняли под руку, осторожно повели в кабинет. Мне интересно было наблюдать за выражением лиц медсестер. Нет, ничего не изменилось. Ни крошечного признака, что им противно. Так же улыбались, как и мне, и всем другим, так же спокойно делали свою работу. Даже друг с другом не обменялись многозначительными взглядами. Уважительно с ней разговаривали, никаких комментариев вслух. Такой вот профессионализм в чистом виде.
Я тоже работаю в этой сфере и могу сказать, что таких пациентов не часто увидишь, не было их на моей памяти. То есть привычкой я это объяснить не могу. Я тогда подумала: «Вот оно то, о чем Карташова нам говорила когда-то, без остановки дымя в форточку». А еще говорила: «Учите-учите, на халяву не рассчитывайте, автоматом никому зачет не поставлю, – пауза (это она выдохнула дым), – может, еще в медсестры пойдете, кто знает». Мы в ответ хмыкали и закатывали глаза. М-да… Глупые были.
Татьяна Аксенова-Хошева