Недавно стукнуло десять лет, как умерла моя прабабушка. Она была участница Великой Отечественной Войны – работала в госпитале на колесах. Я сидел немного грустный у себя в комнате и вспоминал ее. Вспоминал, как она учила меня маленького кататься на велосипеде, гуляла со мной, рассказывала разные истории. Тогда я все, что она мне говорила, с жадностью поглощал, но за столь большой срок в памяти сохранилось немногое. Однако есть одна история, которая зацепила меня более всего. Ее я и попытаюсь рассказать.
* * *
Вечером, в десять часов, на станцию «Заливная» прибыл эшелон с госпиталем, перевозивший раненых солдат в тыл. Поезд был переполнен бойцами. Всё страшное они, казалось, в своей жизни уже пережили. Война давала о себе знать только в виде тревожных снов, вспышек вдали, слёз стариков и детей.
Состав диспетчер поместил на последний, пятый путь, в пятидесяти метрах от лесочка. На станции транспорт должны были заправить всем необходимым, сделать небольшой технический осмотр и далее отправить в путь. В тёмное время суток, когда видимость для самолётов врага много хуже, чем днём, эшелон должен был как можно дальше уехать от линии фронта. Ни звёзд, ни луны на чёрном позднем небе не было видно, так как всё застилал артиллерийский дым. Дышать было трудно: в воздухе повсюду витал запах пороха. Доносились раскаты взрывов, а глаза тех, кто смотрел в сторону ведения боёв, резал свет языков кровавого пламени. Всё вокруг пропиталось мрачностью: и лес, и станция, и окрестности города Киева, и сами люди. Животные вовсе исчезли: ни один комар не мог набраться смелости вылететь на охоту.
Передвижной госпиталь находился не в самом лучшем состоянии: дуло из всех щелей, протекала крыша, кое-где не горел свет. Бросались в глаза образованные пулевыми обстрелами отверстия.
Вот из вагона вышли две усталые хрупкие девушки – Ефросинья и Антонина. Обеим по двадцать лет от роду, совсем ещё молоды.
– Когда же этот ужас, наконец, закончится?! – чуть ли не шепотом, сказала первая медсестра.
Её волосы, длиною чуть ниже плеч, слегка развевались на ветру. В голубых морских глазах царила печаль. Маленькие ушки не украшали серёжки, как в довоенное время.
– Чёрт его знает! Радуйся хотя бы, что линия фронта на запад двигается, – тихо ответила Антонина. По своей натуре она была достаточно скромная, росточком около ста шестидесяти сантиметров. Чёрные волосы она аккуратно прятала под колпаком, тонким бровям и коротким ресницам никак не под силу было скрыть застенчивые глаза. Совершенно непонятно было, чего стыдились её очи, но нечто виноватое или грустное постоянно присутствовало в них. Девушка имела привычку немного прикусывать нижнюю губу, и это вызывало у окружающих желание защитить ее.
– Эх, подруга, каждый день на волоске от смерти висим.
– А что поделаешь?
– У тебя хотя бы муж есть, а у меня даже кавалер отсутствует. До войны не успела, ну а теперь, где же его найти?
– Муж-то есть, но только неизвестно мне, где он сейчас, жив ли? Последний раз от него весточку месяц назад получала. Ладно тебе, найдёшь себе подходящего принца, всему своё время. Ты главное верь и жди.
– Где после войны-то принцев взять?
– Отыщешь, обязательно отыщешь. Да такого, что любить тебя будет всем сердцем, подарками завалит.
– Ох, дай Бог, чтобы твои пожелания сбылись.
– Сейчас только о работе думай.
– Девчонки, вам надо бинты стирать? – вмешалась в разговор санитарка из соседнего вагона.
– Нет, Алёна, пока не надо, – ответила Ефросинья.
Алёна до войны была весёлой, романтичной девушкой. Любила прогулки в любую погоду, обожала кино. Своими белыми волосами, румяными щёчками, пухленькими губками она представляла образец настоящей русской девушки. Элегантные гладкие ручки не знали тяжёлой работы, а ногам в сапогах не приходилось лазить по буеракам. Война всё изменила за пару недель. Может быть, в глубине души Алёна оставалась такой же, но в 1943 году она представала решительной, чуть-чуть грубоватой, смелой женщиной.
– А что мы здесь лясы точим, а? – продолжала прибывшая, – или работы нет никакой?
– Да вот, минутка свободная выдалась, решили отдохнуть, – ответила Антонина.
– На том свете отдохнём.
– Ладно ругаться тебе, Алён, сейчас пять минуточек передохнём и снова за работу.
– Ладно, я тоже подустала, постою с вами за компанию.
Алёна молча подошла и закурила цигарку.
– Что, когда война кончится, и если живы останемся, чем займетесь? – спросила она.
– Я замуж выйду и детей нарожаю, – резво, улыбаясь, выпалила Фрося.
– Я тоже, наверное, когда любимый вернётся, семьёй займусь, – чуточку подумав, сказала Тоня. – А ты о чем думаешь?
– А я собой займусь. Для самих себя всё-таки живём. Театры, кино буду посещать, танцы всякие. Поскорее бы только эта война проклятая закончилась. Ах, девочки, а всё же, как все это интересно! Когда читаешь, допустим, «Ревизор» Бобчинского и Допчинского так представляешь, а в глазах режиссера они совсем другие и ему больше веришь, нежели себе.
– Да, театры это здорово, – согласилась Тоня.
Наступила тишина. Солдаты при станции послушно выполняли свою работу. Инвалиды, раненые обречённо смотрели в окна, сидя на жестких полках. Невдалеке еле слышались выстрелы. Один раз в сторону линии фронта проехал паровоз с двумя вагонами.
– Так, хватит отдыхать, – скомандовала, хотя не имела на это никаких полномочий, Алёна. – Пора за работу!
Медсёстры разошлись по вагонам и приступили к своим обычным обязанностям. Их занятия вскоре стал прерывать нарастающий шум мотора. Шум всё нарастал и нарастал. Потом совсем сделался громким. Стало жутко. Через пару секунд прогремел мощный взрыв, частично оглушивший людей в округе. Вагоны зашатались. Медикаменты, стоящие санитарки, некоторые больные повалились на пол.
Фрося около трёх секунд поднималась, осматривалась, пыталась понять, что происходит. В чувства её привёл безногий мужчина, хрипло сказав:
– Немцы, сестра. Бежать вам надо.
С ошалевшими глазами Ефросинья схватила искалеченного бойца и, как могла, потащила его к двери.
– Брось, дурра! – захрипел он.
Взрывы продолжались один за другим. На землю со свистом сыпались бомбы. Девушка выскочила на насыпь со стороны леса, тут же, под тяжестью раненого, споткнулась и упала. Правую коленку защипала ссадина. Фашистский самолёт приготовился заходить на пулемётный обстрел. «Вот она, смерть», – подумала девушка. Тем не менее, всё обошлось. Бог спас. Из последних сил, со слезами страха на глазах, безногого дотащили до посадки и положили в кусты. Подняв глаза, сестра увидела примерно с десяток вражеских «Мессершмиттов», которые, подобно молниям, рассекали воздушное пространство. Алёна вела ослепшего. В эту минуту она больше походила на храброго мужчину, чем на представительницу прекрасного пола. Антонина, не отставая от девчонок, направляла тяжело контуженого воина.
Когда Ефросинья подбежала обратно к двери вагона, то её чуть не сбили с ног раненые, которые, как могли, выбирались наружу и стремились в укрытие. Подобная ситуация происходила и в других вагонах. Эти крохотные отряды спасавшихся солдат безжалостно расстреливали самолёты со свастикой.
Фрося с силой, наверное, данной ей в столь трудный момент Господом Богом, взвалила на свои плечи худенького сержанта, находившегося без сознания, и снова побежала к кустам. В конце пути у неё просто иссякли силы, она упала, и военнослужащего ей пришлось волоком затащить в невидимую для врага позицию.
По земле предательски разлилось горючее, моментально загоревшееся ярким пламенем, преграждающим путь из леса к эшелону и обратно. Вагоны пылали один за другим. Запах жареного человеческого мяса разносился на многие метры. Время будто остановилось. Глаза санитарки наполнились ещё большим ужасом. «О, Боже! Что мне делать!? Сейчас наступит конец. Лишь бы было не больно, – пронеслось в голове Фроси.– В бой! Какую-никакую роль в изгнании врага я сыграю. Чему быть того не миновать!».
– Вперёд! – сама себе скомандовала медсестра и сквозь огонь быстро пробежала к составу. С такой же силой она взгромоздила на плечи ещё одного бойца. Слёзы, пот, пыль застилали лицо. Волосы липли ко лбу. В ушах звенело. Оказавшись в укрытии, пришлось руками тушить язычки пламени на одежде. В это время ничуть не отставала Алёна, даже наоборот – переходила в режим машины, абсолютно ничего не страшилась. Тяжелее всех приходилось Антонине – она вытаскивала раненых из горящего вагона. Обожгла в нескольких местах руки и лицо.
Большинство членов экипажа поезда, сотрудников станции погибло, пути были повреждены, здание Заливной на три четверти было разрушено. По милости госпожи удачи зенитка случайно сбила один из самолётов, но другие девять продолжали выполнять боевую задачу. Хрупкие телом, но не духом девушки находились в настоящем аду. Смерть, жар, ужас, боль окружали их. Одежда медсестёр была вся изорвана, лицо в копоти. От плотного дыма поднимался кашель, бежать приходилось практически наудачу.
Ефросинья тащила очередного раненого солдата, как вдруг, примерно в шести метрах от неё, разорвался снаряд. У девушки заложило уши, в глазах троилось, части тела не слушались, в голове словно били кувалдой, давило в висках. Она попыталась протащить воина ещё хоть пару метров, но не вышло. Санитарка без сознания повалилась на землю. Ей стали мерещиться море, солнце, мирные люди, играющие дети, мужчины с улыбкой на лице. «Я умерла?» – украдкой спросила Фрося у ангелочков. Те в ответ испугались и упорхнули. Открылось голубое небо и объёмные облака. Больше ничего не было. Ощущение тотальной свободы, независимости посетило её. Пока чудесные видения представали её воображению, Алёна с Антониной вынесли подругу из-под бомбёжки и утащили в самое безопасное, самое закрытое место поблизости.
Эшелон полностью сгорел. Никого было уже не спасти. Вытащенные раненые прятались за деревья и кусты. Самолёты улетели, так как закончились боеприпасы. Две медсестры, тяжело дыша, лежали на горячих листьях. «Вот она, настоящая борьба за жизнь. Тяга к этим мучениям, радостям, огорчениям, разочарованиям, печалям, хлопотам, заботам, любви – в общем, ко всему тому, из чего эта жизнь состоит. Беспощадная борьба за жизнь!» – подумала Антонина. Окружающая атмосфера походила на большую остывающую печь. «Детство, как бы хорошо в тебя вернуться», – одна единственная фраза кружила в голове Алёны. Через пару минут Алёна с Тоней потеряли сознание.
Очнулись героини в госпитале, где провели неделю в качестве больных. Впоследствии их служба проходила в тылу, вдалеке от ужасов войны. Ад войны сделал девушек лучшими, неразлучными подругами. Через год Ефросинья Крымова, Алёна Водовозова, Антонина Петрова получили заслуженные награды: медаль «За освобождение Киева» и орден «За боевые заслуги». Ещё через год закончилась война, мечты начали сбываться. Все трое поселились в Харькове. Ефросинья встретила любящего молодого человека, Антонина дождалась мужа, а Алёна жила тихо, размеренно, наслаждаясь покоем и миром.
Денис Макеев, г.Самара, Россия