Начало этой истории – 70-е годы, поселок Тетьково, что на чудесной реке Медведице, жемчужине тверской земли. В первый же день моего пребывания в здешнем санатории Совета Министров СССР сосед по палате конфиденциально сообщил, что здесь отдыхает «сам Каплер». Кто в те годы не знал ведущего популярной телепередачи «Кинопанорама», известного кинодраматурга, бесподобного рассказчика, человека с неизменной приставкой «любовника дочери Сталина»? Я удивился и обрадовался неожиданной возможности близко увидеть и услышать такого знаменитого человека.
— Но тебе не повезло, — тут же огорошил меня бесчувственный сосед. — Он завтра уезжает.
Я ещё надеялся увидеть знаменитость за ужином, но Каплер не появился. «Ну, что ж, всё-таки могу сказать: отдыхали вместе», — успокоил я себя.
Наутро, как обычно, я встал рано, чтобы сделать легкую пробежку вдоль крутой излучины берега реки, покрытой пеленой холодного тумана. И увидел стоявшего на берегу пожилого человека. Нельзя было не узнать его.
— Доброе утро, Алексей Яковлевич! — я сменил бег на ходьбу, но не остановился, чтобы не показаться навязчивым.
— Хорошо бы, если так, — невесело ответил Каплер. Было заметно, что он чем-то встревожен или огорчен. Мы, зрители «Кинопанорамы», видели его всегда в хорошем настроении; отсидев две «сталинских пятилетки» в лагерях, Алексей Яковлевич не потерял чувства юмора и любви к жизни.
— А что такое, Алексей Яковлевич? — Я остановился.
— Видите ли, жена сейчас едет сюда, забрать меня. Всегда волнуюсь, когда она за рулем. Ворочался всю ночь… А Вы что так рано – не художник ли?
— Нет, я далек от искусства.
— И чем же Вы занимаетесь? — Похоже, что беседа со случайным прохожим немного отвлекла Алексея Яковлевича от грустных мыслей.
— Вообще-то, я физик, но увлекаюсь историей науки и техники.
— Интересное занятие. И, вероятно, Вам приходится разгадывать загадки истории, открывать маленькие тайны великих людей?
— Случается и такое…
— И всегда успешно?
— Чаще, да….
— Хотите, я дам Вам тему для исторического исследования? Причем, связанную с тем местом, где мы с Вами сейчас находимся.
— Уверен, что это будет интересная тема.
— Чрезвычайно. И могу предложить пари, что эту загадку едва ли удастся Вам раскрыть. Мне, например, не удалось. Правда, я не специалист по истории техники. Вы, безусловно, знаете, что деревня Верхняя Троица, 1.5 км выше по течению, — родина Михаила Ивановича Калинина, «всесоюзного старосты». И, вероятно, уже посетили его мемориальный музей?
— Знаю, но в музее ещё не был – я отдыхаю только второй день.
— Ну, тогда Вам отдыхать меньше придется, — Алексей Яковлевич загадочно усмехнулся.
Подтекст этой реплики я понял только на следующий день. А Каплер начал свой рассказ-загадку:
«До ареста в 1942 году я был близок к кремлевской элите, но не настолько, чтобы участвовать в ночных посиделках у «хозяина». Однако был достаточно осведомлен о многом, что там происходило. В частности, Сталин любил издевательски подшучивать над Михаилом Ивановичем Калининым, Тот, как обычно в пьяной полудреме, сидел за столом «ближней дачи» среди кремлевских акул, а «хозяин» вставал и произносил тост: «А тэпэрь випьем, друзья, за дорогого Михаила Ивановича, каторый из простого русского крестьянина стал нэ только председателем ВЦИК. Он стал почетным рулевым флота, и нэ только морского, но и воздушного, стал отцом русского воздухоплавания, разделил бессмертную славу с нашими отважными покоритэлями нэба!». И, подыгрывая «хозяину», все высокопоставленные холуи наперебой упрашивали побледневшего «всесоюзного старосту» поведать о своем героическом поступке. А Ворошилов предлагал соорудить для Калинина «большой советский стратостат», и пусть он взлетит на нем выше Кремля!». Сталин при этом весьма недобро смотрел на Климента Ефремовича и добавлял: «Вот только он узлы развязывать нэ умеет!». Калинин хмуро глядел в свой бокал…
Вот и попробуйте узнать, дорогой любитель истории, что же такого совершил или натворил Михаил Иванович в воздухоплавании страны – ведь Сталин просто так ничего не говорил».
Мы ушли на завтрак, и больше я Каплера не видел: Юлия Друнина благополучно прибыла в Тетьково и увезла мужа домой.
В тот же день я посетил мемориальный музей М.И. Калинина, скромный деревенский домик. Поздоровавшись с заведующей, сразу начал внимательно рассматривать многочисленные фото из жизни известного сына тверской земли. Ни на одной из них революционер России и первый президент СССР не сидел ни в кабине воздушного шара, ни в гондоле славного героического экипажа «Осоавиахима». За трактором – да, на лошади – разумеется, с пилой или молотом в руках – сколько угодно. А в воздухе – никогда…
— А не известно ли Вам, Татьяна Валентиновна, — обратился я к заведующей музеем, — какой-нибудь случай из жизни вашего знаменитого земляка, имеющий отношение к воздухоплаванию?
— Пожалуй, нет. Точно нет, ничего не знаю такого… Извините!
— Ну, что Вы, какое извинение! А что это за предмет, продолговатый, там, на полочке с книгами?
— Да это подзорная труба! Она не принадлежала ни Михаилу Ивановичу, ни его родственникам. Он даже её в руках, возможно, никогда не держал.
— Как же так?
Татьяна Валентиновна сняла трубу с полки и передала мне.
— Уже после смерти Михаила Ивановича трубу передал музею Дмитрий Дмитриевич Мордухай-Болтовской, один из сыновей Дмитрия Петровича, хозяина имения Тетьково. Отец был инженером, служил в Министерстве путей сообщения в Санкт-Петербурге и имел чин действительного статского советника. Летом его семья жила в усадьбе Тетьково; трое из сыновей были возраста Миши Калинина, и дружили с ним, несмотря на то, что тот был из бедной семьи. Маленький Миша, по слухам, особенно был близок к Диме. Дмитрий Дмитриевич потом стал крупным ученым, математиком. Он приехал в Верхнюю Троицу на 75-летие Калинина в 1950 году, уже старый и больной, и тогда оставил здесь свою, как он выразился, «любимую игрушку тех лет, когда дружил с Мишей». «Пусть эта вещь хранит память о нашей дружбе», — сказал он.
— Трогательная история… Но к воздухоплаванию отношения не имеет, к сожалению. Разве только к мореплаванию.
— На морях Калинин бывал, — оживилась заведующая. — Вот снимки на крейсере его имени, вот Михаил Иванович у штурвала миноносца «Бравый». Моряки дали ему звание «почетного рулевого флота».
— Спасибо, — рассеянно проговорил я, заинтересованный полустертой неглубокой надписью, едва заметной на потемневшей бронзе тубуса подзорной трубы. Я достал карманную лупу, а Татьяна Валентиновна услужливо поставила передо мной настольную зеленую лампу, которую, вероятно, привезли в этот дом-музей из Кремля. Легкие тени от лампы сделали надпись более понятной. Она гласила:
Дмитрию Менделееву от благодарных студентов. 1887 г.
— А известно, какие отношения были у Дмитрий Ивановича Менделеева и Дмитрия Дмитриевича Морды…
— Мордухай-Болтовского. Очень радушные. Менделеев познакомился с семьей Мордухай-Болтовских где-то в 1887 или в 1888 году. Известно, что он заметил математические способности подростка Димы и оказал ему протекцию при поступлении в 1-ю Петербургскую классическую гимназию, а затем на физико-математический факультет Петербургского университета.
«Ну, что ж, Менделеев так Менделеев», — подумал я. Я не был разочарован посещением музея, так как и не ожидал чего-то более вещественного.
После прибытия в столицу мне не стоило труда выяснить, что Д.И. Менделеев в 1887 году, в год получения от студентов подарка в виде подзорной трубы, участвовал в экспедиции на воздушном шаре, наблюдал и изучал полное затмение солнца как раз где-то в Кашинском районе. Возможно, подарок был приурочен к этой экспедиции. Мог ведь он тогда обронить подзорную трубу из корзины воздушного шара, а мальчик Дима Болтовской найти её? Но он отдал бы её хозяину, бесспорно. Или Менделеев просто впоследствии подарил трубу любимому тёзке? И это возможно. Но какое отношение к этому мог иметь 11-летний крестьянский сын Миша, «мальчик» у помещика Мордухай-Болтовского, как называл его этот потомок древнего княжеского рода, ведущего начало от Чингисхана? Я изучил все доступные материалы по легендарному полету Менделеева на воздушном шаре (читатель может это прочитать на сайтах в Интернете), но ни единого слова об участии каких-либо мальчишек в полете или подготовке к нему не нашел.
Это было последнее в XIX веке полное солнечное затмение в центральной России, 7 августа 1887 года. Естественно, такое явление неизменно вызывает огромный интерес не только у астрономов. Каждый второй обыватель, если он человек порядка и аккуратности, заранее коптит стекла, а кто побогаче, покупает специальные очки и бинокли, дабы самому убедиться в предсказаниях ученых.
Дмитрию Ивановичу Менделееву, человеку любопытному, жадному до знаний, мало было темных стекол – в этот день он задумал полет на воздушном шаре, чтобы подняться выше облаков и не пропустить наблюдение редкого события, внимательно рассмотреть солнечную корону.
Большая толпа провожала известного ученого на поле где-то в районе Клина. Незадолго до взлета весь горизонт покрылся плотным слоем облаков. Едва грузный академик взобрался в корзину шара, как тут же определил, что подъемной силы шара недостаточно, чтобы подняться к Солнцу выше облаков. Менделеев обычно быстро находил решения сложных задач. А тут задача была совсем уж простая – достаточно было чуть ли не силой вынудить господина Ковалько, председателя общества аэроплавания России, который должен был лететь вместе с академиком как инструктор, покинуть кабину. В полёт Дмитрий Иванович отправился один…
Диск светила в назначенное время закрыла тень Луны. Счастливчики, над которыми образовался просвет облаков, успели восхититься яркостью солнечной короны, обменяться впечатлениями и разойтись по своим делам, Однако никто не знал, достиг ли великий исследователь своей цели на этот раз – никаких вестей от аэронавта-ученого не поступило ни к вечеру, ни на следующее утро, а предполагалось, что продолжительность полета будет не более трех часов.
Друзей, родственников и общественность охватило волнение. Это был первый полет Дмитрия Ивановича, к тому же без инструктора. А тут ещё появилось сообщение о том, что видели воздушный шар над Волгой где-то в районе между селом Кимры и поселением Дубно, при впадении речки Дубны в Волгу, но Менделеева в корзине не было. Полубесчувственную от страха супругу профессора увезли домой, в поместье Боблово. В возможные места посадки шара были высланы верховые с набором медикаментов и запасом воды. Информация от них могла достичь Москвы за 10-15 часов – в те времена паутина почтовых станций плотно окутала центральную Россию. А в некоторых городах уже стучали телеграфисты. Но ни верховые, ни азбука Морзе ничего определенного не сообщили…
Тревожное сообщение посчитали за чью-то злую шутку, так как на следующий день Менделеева обнаружили живым и здоровым около корзины воздушного шара на полянке в трех верстах от впадения Нерли в Волгу. Сам шар был спущен и напоминал о жалком сдувшемся детском шарике, над которым плачет огорченное дитя и прижимает к груди, надеясь, что папа его «вылечит». Босой Менделеев сидел на пеньке и быстро что-то писал в блокноте. Увидев людей, академик радостно объявил, что затмение удалось наблюдать в превосходных условиях, выше облаков, хотя для этого пришлось выбросить все вещи. Корзина, действительно, была совершенно пуста – без стула, без приборов, без емкости с питьевой водой и без обязательного огнетушителя. «К сожалению, и подзорную трубу выкинул – всё-таки семь лишних фунтов груза в корзине воздушного шара – это не лучше, чем менее семи футов под килем», — пошутил академик.
Этот полет Менделеева добавил всемирно известному ученому-энциклопедисту ещё и славу отважного человека. Международный комитет по аэронавтике в Париже присудил ему диплом, украшенный девизом братьев Монгольфье “Так идут к звездам”, премию «За проявленное мужество при полете для наблюдения солнечного затмения” и именную золотую медаль французской Академии аэростатической метеорологии с девизом на аверсе Attonitus orbis terra rum.
Выходит, трубу Дмитрий Иванович действительно выбросил. Я вновь прочитал все доступные материалы по легендарному полету Менделеева на воздушном шаре в августе 1887 года и легко смог вычислить, что не могла упасть труба в бассейне реки Медведицы, где летом жила семья Мордухай-Болтовских, почти за сотню километров от возможной траектории шара. Значит, Менделеев выбросил какую-то другую трубу, не ту, что была подарена «благодарными студентами».
И долго терзала меня эта казавшаяся неизбежной, но совершенно необъяснимой связь между тайной подзорной трубы, странной телеграммой о пустой корзине и злой подначкой кремлевского вождя над председателем Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калининым. Генсек определенно что-то знал… А я верил Каплеру и хотел решить его загадку, хотя бы в память о нем, давно похороненном в Старом Крыму его последней любимой женой Юлией Друниной.
Будучи однажды в городе Дубна, я встретился с историком Дубненского края и узнал, что как раз в 1887 году отец Дмитрия, инженер путей сообщения Дмитрий Петрович возглавлял геологическую экспедицию в районе села Кимры для поиска трассы будущей ветки железной дороги от Кашина до Кимр. Тогда уже тянули железные пути от Сонково до Кашина и от Москвы до Савелово. Железная дорога между Кашиным и Кимрами с мостом через Волгу соединила бы к началу 20 века Москву и Бологое через север и восток Тверской области и обеспечила надежное сообщение между двумя столицами России наряду с прямой Николаевской трассой. Это была идея самого Дмитрия Петровича Мордухай-Болтовского. Почему бы не предположить, что глава экспедиции взял с собой на лето жену с детьми под Кимры? А так как в купеческом селе не было подходящего дома для семьи действительного статского советника, они могли поселиться в имении Пекуново у помещика Мамонтова, слывшего весьма гостеприимным хозяином. Он доводился братом великому русскому меценату, у него постоянно жили многие знаменитости. Имение располагалось на левом, низком берегу Волги, ниже впадения притока Дубна. И дети Дмитрия Петровича вместе с «мальчиком» Мишей могли подобрать или поднять со дна упавшую или выброшенную Менделеевым подзорную трубу.
Но даже это гипотетическое предположение не давало ответа на загадку.
Шел уже 21-й век. Всех возможных свидетелей того полета Менделеева уже не было в живых. Конечно, вполне можно допустить, что злой Иосиф метафорически приписывал Калинину заслуги воздухоплавателя, желая принизить его «морские подвиги», и я уже было уверил себя в фантастической надуманности этой идеи, как вдруг…
…… зазвонил телефон. Звонил мой друг из Англии. Большой любитель следить за тем, с каким безумством тратят свои (свои ли?) деньги толстосумы. Так вот, на очередном аукционе Сотби была выставлена золотая медаль французской Академии аэростатической метеорологии с девизом на аверсе Attonitus orbis terra rum и с фамилией «Менделеев» на оборотной стороне!
Зная о моем интересе к полету Менделеева, мой друг сумел узнать имя владельца медали, хотя это всегда тайна за семью печатями. Им оказался некий антиквар по фамилии Болтовский, который выдавал себя за правнука известного математика Дмитрия Дмитриевича Мордухай-Болтовского и утверждал, что медаль досталась ему по наследству. В действительности, медаль была украдена у пожилой внучки Дмитрия Дмитриевича в бандитские 90-е. Внучка, тогда десятилетняя девочка, получила медаль от деда, который признался, что Менделеев сам подарил ему эту медаль, когда дед был студентом Петербургского университета, со словами: «Ты не менее меня достоин такой награды. Но она одна. Пусть хранится у тебя». Дед отказался рассказать внучке, какую услугу оказал он великому ученому. И вскоре умер.
Более этого я ничего не узнал. И лишь смог придумать один из возможных сценариев того полета Менделеева, который на самом деле был, скорее всего, более драматичным, чем привыкли считать историки….
Вот как это могло быть:
С самого начала взлета Менделееву было ясно, что подъемной силы шара будет недостаточно для преодоления слоя облаков. Была надежда на то, что облачность рассеется, но случилось противоположное: начался ливень. Он был коротким, но успел замочить оболочку шара. Подъем прекратился.
Шар в это время был над водой, над Волгой, у деревни Прислон, вблизи впадения в Волгу большого притока Дубна. Рядом – могучий, мачтовый сосновый бор на правом крутом песчаном берегу. Ветер не сильный, но несет прямо на бор. Дмитрий Иванович предпринял последнее, что мог: выкинул из корзины обязательный тяжелый огнетушитель. Шар поднялся до уровня самых высоких сосен на левом берегу Волги, и была опасность застрять среди них. Печальный конец экспедиции был очевиден – просвета в облаках нет, шар тяжел.
В это время по Волге на легкой весельной лодочке плыли два подростка – тощий паренек в груботканой рубахе работал веслами, а более высокий, на баке, в белом костюмчике барчука держал руль. Неожиданно у левого борта раздался всплеск воды. «Крупный жерех…» – высказал предположение барчук. Тот, что за веслами, промолчал, но в этот миг в воду рухнуло сверху что-то черное и окатило паренька снопом брызг. «С неба упало…» – промолвил он. Оба взглянули вверх и совсем невысоко над собой увидели белый шар в воздухе с привязанной к нему корзиной, и бородатую голову дядьки, который выбросил в воду ещё что-то. «Это воздушный шар, – пояснил барчук. – Я читал про таких. Но они летают высоко…»
Дядька сбросил какие-то веревки, привязанные к корзине, и крикнул грозным басом:
«Эй, мальцы-молодцы, держите веревки! А то меня ветер утянет на сосны! Да крепче, крепче, хиляки!»
Шар утянул лодку до самого берега, протащил несколько метров по песку и остановился – лодка уткнулась в один из толстых прочных корней от давно сгнивших и унесенных половодьями деревьев, которых немало торчало вдоль берега. Теперь корзина покачивалась на высоте пяти-шести человеческих роста.
«Привяжите веревки к корням! Быстро, быстро! – командовал бородатый. Когда воздухоплаватель убедился, что шар заякорен надежно, он перелез через край корзины и по самой толстой веревке спустился на песок.
«Вот так, ребята, заканчиваются иногда великие опыты». Бородатый присел на борт лодочки и долго смотрел на неподвижный висячий шар. «И сапоги выбросил, по десяти рублей за штуку, и огнетушитель… Вот дурак! Кто теперь опишет великое солнечное затмение?»
«А я вспомнил – папа вчера читал в газете, что луна закроет сегодня солнце! – закричал высокий мальчик в костюме. – И профессор Менделеев будет наблюдать затмение в подзорную …. А, э-э, так Вы и есть профессор Менделеев?!» Барчук ошарашенно смотрел то на колеблющийся над лесом шар, то на знаменитость, сидевшую на его лодке.
«Как это закроет? – удивился тощий паренек. – И будет всегда темно?»
«Нет, только на две минуты. И будет это через (Менделеев посмотрел на свой хронометр – единственную, наверное, вещь, кроме креста, которую он не выбросил), через 15 минут! Нет, уже через 14. Я идиот, ребята, а не профессор!»
Он вдруг встал, как-то очень пронзительно уставился в глаза барчука и спросил его:
«Высоты боишься?» «Нет, – неуверенно ответил тот. «Математику знаешь? «Да, очень люблю математику …. и астрономию тоже».
«Так. Залезай в корзину и бери хронометр. Будешь наблюдать затмение. В корзине – подзорная труба».
«Я?!»
«А кто же ещё? Ты в три раза легче меня. А этот твой дружок астрономию не знает. Лети, брат! Прославишься! Быстро залезай!
«Меня батя ругать будет…»
«А ты молчи, понял?»
Пока барчук взбирался в корзину, Менделеев давал инструкции, что важнее всего запомнить про ход затмения, как манипулировать при спуске, как не дать шару улететь слишком высоко. «Как только выберешься за облака, тут же спусти часть газа из шара! Это главное!»
Всю эта подготовка к полету Менделеев разыгрывал лишь как спектакль. Ему надо было просто отвлечься от тягостного ощущения провала проекта. Увлекшись постановкой, академик не заметил, как второй подросток, поверив в реальность происходящего, уже начал отвязывать чалы. И только услышав крик из корзины «А Мишка без вашей команды веревки отвязывает!», он понял, что может произойти:
«Стой, дурак, не отвязывай!» Два не тронутых Мишей Калининым нетолстых каната ещё держали натягиваемый ветром шар. Но вдруг один из них, видимо, ранее надорванный, треснул, издав звук струны, а за ним тут же под напором рвущегося вверх шара лопнул и последний, и шар с мальчиком Дмитрием Дмитриевичем в корзине с бешеной скоростью устремился в небеса….
Дмитрия Ивановича охватила тревога за жизнь юного неопытного аэронавта, сердце схватило в тиски. Дурацкий же спектакль, однако, устроил он себе. Какая ужасная ответственность лежала теперь на нем за судьбу мальчика! Да и себе не в радость: в случае даже благополучного исхода организатор этой авантюры как минимум потеряет непререкаемый авторитет, а в худшем – окажется в тюрьме за «насильственные действия над несовершеннолетним, грозящие смертельным исходом».
«Как зовут твоего барчука? – невесело спросил Менделеев у Миши Калинина.
«Дима, Дмитрич по батюшке».
«Тезка, значит. Дай бог вам обоим, Дмитрий Дмитриевич и Дмитрий Иванович!».
По счастью ли, или благодаря недюжинным способностям и отваге, юноша благополучно завершил полет и доставил Менделееву ценные знания о солнечной короне. Умный подросток, едва приземлившись на поляну вдали от деревень, догадался быстро спрятаться в лес, прихватив подзорную трубу, чтобы наблюдать за последующими событиями на поле. Сам Д.И. сумел вовремя найти шар и в дальнейшем делал всё, чтобы истинный ход полета никто не узнал. Он считал эту ложь наиболее разумным решением. А мальчики-свидетели упорно молчали – иначе не избежать им было хорошей трепки.
А вот, кто рассказал Сталину про этот полет подростка, подменившего великого Менделеева, вероятно, никто никогда не узнает.
Евгений Шабалин (Дубна, Московская обл.)