Жаркий летний день. По пыльной дорожке, протянувшейся между грядками с овощами и рабатками с цветами, топает босая девочка. Впереди себя девочка везёт колясочку с куклой. И на девочке и на кукле повязаны белые платочки.
Девочка на ходу покачивает колясочку с куклой, убаюкивая своё «дитё». При этом «мама» приговаривает нараспев: «Наша Танечка заснёт. Мы найдём с нею тенёк. Мы найдём с нею тенёк. Наша Танечка уснёт!».
Они остановились возле высокого чучела. Огородным пугалом наряжен бывший манекен. На него надета старая шинель железнодорожника, на голове нахлобучена соломенная шляпа с широченными полями. Шляпа надета глубоко, по самые глаза, видимо. Руки у чучела раскинуты врозь, а чтобы подстраховать шарнирные сочленения рук и тела, через потёртые рукава шинели протянута палка.
Солнце ещё не в самом зените, полдень пока не наступил. Поэтому чучело откидывает обширную тень. Вот в этой богатой тени, усевшись прямо на цветочный бордюр, устроилась девочка со своей куклой.
Вокруг жужжали трудолюбивые шмели, не в силах улететь от ароматных цветов. Разноцветные бабочки порхали здесь же, дирижируя своими нежными крылышками стрекотанием кузнечиков. Воздух вокруг густо наполнен ароматами душицы и табака.
Нега обволокла девочку и она уснула. Но проспала она недолго. Минут через двадцать знакомый крик ворвался в её сонный мир: «Лизка! Где ты, чёртова девка? Почему ты ушла и ничего не сказала? Лизка!».
Девочка встрепенулась и, ещё не стряхнув окончательно остатки сна, помчалась на зов бабушки, оставив своё хозяйство возле пугала.
Если в огороде больше никакого шума не будет, то мы с Вами услышим такой разговор между нарядной куколкой и одетым в старьё манекеном.
– Первый раз Вас вижу, а такое впечатление, что не в первый, – удивление было на личике куклы.
– Так это и не мудрено. В прошлой жизни мы были хорошо знакомы!
– Как же это? – удивление куклы росло.
– Так мы же в одном цеху были отлиты из полиуретана. И это ещё не всё, – чучело многозначительно улыбнулось. – Мы ведь в одной витрине долго стояли. Вернее, я стояла в прекрасном фиолетовом вечернем платье, а потом – в чудесном летнем сарафане, а ты сидела. По – моему, в этой же коляске. От окна, помню, очень там дуло! Очень!
– Ах, да! Да! Да! Вспомнила Вас. Как я могла забыть?
– Просто я сейчас не в том наряде!
– Да, тесен мир, тесен! А как же Вы так, извините, так опустились? И Вы как – то внезапно исчезли с витрины.
– Видишь ли, – голос у чучела стал грустным. Никто не покупал там платья и радостные сарафаны. Кому они нужны в рабочем посёлке? Вот директор магазина меня однажды раздел и голой выставил за дверь в магазинном дворе. Представляешь себе весь этот ужас? А нынешний хозяин проезжал на велосипеде, увидел меня и забрал.
– Надо же, как в жизни бывает? Было всем, а стало ничем!
– Если бы ты знала, что я по пути сюда выдержала? Везут меня на велосипеде, на раме. Хозяин сзади. Я спереди. От каждого встречного обязательно ему вопрос или совет. Типа:
– Это вместо бабки, что ли?
– Ловкач! Немую вместо говорливой взял! Или, может, старую на молодую сменил? Где это обменный пункт?
– Митрич, а ты, видать, гаремщик!
Тут стайка воробьёв села прямо на плечи пугала. Посидели, почирикали и стремглав все сразу прыснули куда – то в пышную зелень сада.
– Ничего не боятся, гады! Вот моё предназначение теперь – отпугивать птиц! А им хоть бы что! О себе то, хоть, расскажи, – обратилось чучело к кукле.
– А я что? К витрине дети подходят. Вот однажды Лизка с дедом подошли. И потребовала меня с витрины! Моя стезя – радость детям дарить! Это я и делаю! Вон за мной уже хозяйка несётся.
Валерий Бохов, Москва