Ночью мне снились серые волки. Они рыскали вокруг меня, рассматривали налитыми кровью глазами мою персону, угрожающе размахивали вываленными из пасти бордово- красными языками. Грозно щёлкали зубами, откровенно демонстрируя свои кровожадные намерения. Я, не то чтобы уж совсем испугался, но тревожно было. Размахивая руками и следуя инстинкту самосохранения, рычал в ответ, отгоняя от себя, недоброжелательно настроенных хищников.
Проснулся весь в поту, не сразу дошло, что тяжелые баталии происходили не в реальной жизни. А оглядев по сторонам, слегка покачиваясь в мягкой постели, сообразил и успокоился. Прошлёпал босыми ногами в столовую, достал из книжного шкафа старый потрепанный сонник: отпечатанные на машинке нескольких страниц убористого текста. Мне этот талмуд подарила ещё в студенческие годы студентка из Мордовии Лена Куманёва. Поплевал на пальцы и, осторожно перелистывая пожелтевшую бумагу, вычитал, к чему снится, увиденный мною сон. Оказалось меня ждёт неприязненное отношение соседей, но останется без последствий, способных омрачить моё настроение.
С соседями-то я не особо контачил: так, здрасьте-досвиданьица и всё. А то, что они судачили обо мне, при этом домысливая и выставляя меня в чёрном свете, я знал. Особо их волновала частая смена женских лиц, следующих со мной под руку в сторону подъезда. А когда через некоторое время мы появлялись в створе подъездных дверей, среди старушек, оккупировавших скамейку у подъезда, возникало оживление. Как правило, нам вдогонку неслось, – Чтой-то вы сегодня рано. И следовало дружное хихиканье.
В то утро, в райкоме комсомола, где я батрачил в качестве инструктора, меня и двух моих коллег вызвали к секретарю райкома. Он нас и ошарашил известием: готовится XVI съезд профсоюзов СССР и нас на полтора месяца командируют в Кремлёвский дворец съездов для участия в подготовительных работах. Порекомендовали нам запастись терпением и сухим пайком на обед, так как халявная кормёжка во Дворце съездов не предусмотрена. Каждому выписали пропуск и предупредили лучше не появляться во дворце позже девяти утра, опоздание не приветствуется и грозит осложнениями. А потому мы приходили минут за пятнадцать до указанного времени, занимали небольшой уголок в огромном, шести тысячном зале и, удобно расположившись, рассказывали друг другу анекдоты, в ожидании вечернего часа, когда можно будет с полным осознанием добросовестно выполненной работы отправиться по домам.
***
Так и остались бы невостребованными наши умственные способности до завершения Съезда, если бы Оргкомитет не вспомнил о нас, уже в преддверии профсоюзного форума и не озадачил новым сверхнепростым поручением: обеспечить дисциплинированное поведение делегатов Съезда и других приглашенных почетных, гостей.
Выслушивая указания заведующего орг. отделом ВЦСПС товарища Феоктистова, без ложной скромности отмечу, я понимал, важность возложенной на нас задачи, ведь от нас зависела успешная работа самого главного форума рабочих и крестьян, проживающих в СССР. И гордость за оказанную честь распирала мою грудь в те, судьбоносные для страны дни, продолжает распирать и сегодня, когда от той страны остались лишь воспоминания…
***
Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев по только ему известной причине нерегулярно появлялся на съезде. То ли отвлекала партийная работа, то ли персональная медсестра-массажистка Нина Коровякова, непонятно. Приструнить недисциплинированного товарища никто не решался, а поручить нам, молодым не сообразили.
Справедливости ради нужно отметить, что рабочие заседания съезда в присутствии Леонида Ильича отличались безукоризненным порядком. Никто и дёрнуться не смел. Выступления профсоюзных активистов соответствовали регламенту. Реплики, в том числе и из зала, раздавались согласно утверждённого на заседании президиума ВЦСПС списка. Всё, как полагается в демократическом обществе советского образца. И на перерыв делегаты нехотя поднимались с мест лишь после предложения отдохнуть председателя ВЦСПС Алексея Ивановича Шибаева.А поднявшись, медленно покидали зал, вежливо уступая друг другу дорогу, не расталкивая локтями товарищей и не наступая им на пятки.
По инициативе организаторов Съезда в перерывах заседаний в фойе Дворца съездов устанавливали столики со всяческим импортным товаром, и продажа шла по немыслимо низкой цене. Добравшись до столиков, делегаты и иные просочившиеся на съезд люди вставали в очередь и… скупали всё подряд.
Как я уже имел честь сообщить читателю о безукоризненном поведении делегатов на съезде в присутствии Генерального, то теперь поделюсь, что происходило в зале без оного солнышка.
Минут за пятнадцать до окончания очередного заседания в рядах делегатов начиналось брожение, самые смелые, не обращая внимания на очередного докладчика, который надрывался в микрофон из-за поднятого шума, тянулись к выходу с намерением загодя занять очередь у ближайшего столика. И к моменту, когда Алексей Иванович соблаговолит сообщить делегатам, что пора и отдохнуть, добрая половина делегатов уже томилась в длиннющей очереди. Согласитесь, эта неприглядная картина свидетельствовала о низком духовном уровне избранников рабочего класса. К тому же журналисты со всего мира, камерами трещали… За державу обидно. Но держава имела таких преданных сыновей, как я и в моём лице остальных членов нашей команды, а потому ей не о чем было беспокоиться. Читатель сейчас убедится в правоте моих слов.
Итак, за пятнадцать минут до окончания очередного заседания мы, покинув насиженные места, приступали к своим прямым обязанностям.
Внутренние двери Дворца съездов, из фойе непосредственно в зал не имели замков и ручек и открывались в любую сторону легким нажатием. И вот мы, прильнув к дверной щели, затаив дыхание, наблюдали за поведением делегатов. И как только первый недисциплинированный делегат осторожно вставал и, стараясь не смотреть в сторону президиума, направлялся к двери, мы плечом подпирали обе створки. К своему удивлению, депутату не удавалось выбраться из зала. Удрученный этим обстоятельством, так ничего и не поняв, он возвращался на своё место. А за ним с любопытством наблюдали остальные, любители импортных товаров и естественно, огорчившись не менее последнего, оставались на местах, с нетерпением ожидая завершения заседания.
А мы, речь идёт о тех, кто расположился по ту сторону зала, в фойе, услышав предложение Алексея Ивановича, “пора бы и отдохнуть”, мгновенно оставляли свой пост и первыми занимали места у столиков.
***
В первый же день я, недолго торгуясь, отоварился на всю свою зарплату. Притащил домой пять бутылок чешского пива «Пльзеньский Праздрой», две бутылки болгарского бренди «Слынчев Бряг», по семь банок овощных консервов «Глобус» из Венгрии и «Булгарконсерв» из Болгарии, килограмм польских замороженных овощей и фруктов «Хортекс», джем в стеклянных двухсот пятидесяти граммовых банках из Югославии, три палки венгерского сервелата и полтора килограмма свежих сосисок Московского микояновского завода.
Импортные продукты надёжно упаковал в холодильник и задумался. А что завтра делать? Равнодушно созерцать, как гости столицы растаскивают деликатесы?
А как быть, если ни в холодильнике нет свободного места, ни денег в кармане. Можно, конечно, занять у соседей, но зачем мне чешское за 45 копеек, когда жигулевское за 26 не хуже. Взял для понту 5 бутылок и ладно. Или сервелат, допустим, купил 10 палок и что потом? Не едиными сервелатом жив советский человек! И вдруг осенило, соседям предложу, вот уж обрадуются.
Постучал в дверь, что напротив, открыла пенсионерка Людмила Алексеевна. Сообщил ей о возможности полакомиться импортными деликатесами.
Она всплеснула руками, – у меня только семнадцать с половиной рублёв от пенсии осталось!
И тут же спросила, – Можно я соседям предложу, Гришиным, Никаноровой, Саяпиной и с соседнего, Володиной?
– Можно,- улыбнулся я и подумал, вот хороший повод улучшить взаимоотношения, а вслух сказал, – вы соберите деньги, но только сегодня. Утром я рано ухожу. И пару авосек мне, а то у меня одна сумка.
– Не сумлевайся, принесу, ты только открой, когда стучать буду.
– Я дверь незапертой оставлю, без стука зайдёте.
К девяти вечера Людмила Алексеевна принесла 160 рублей и пять авосек
На следующий день я затарился в два приёма, в перерыве первого заседания и второго. И, отслужив верой и правдой, с хорошим настроением помчался домой.
Не заходя к себе, оставил полные авоськи у Людмилы Алексеевны, передал ей два чека и сдачи.
Затем к себе. Переоделся, сварил пару сосисок с макаронами и прильнул к телевизору. Показывали вторую серию классного фильма “Судьба барабанщика”, но не успел я второй раз откусить бутерброд, как в дверь постучали. Я ухмыльнулся, подумалось, благодарить пришли.
Открываю дверь, а на пороге тётя Клава, вся красная, глаза огнём горят. И без разминки, как заорёт.
– Ты что себе такое позволяешь. Кто тебе разрешил так глумиться над людьми!
Я онемел от удивления, и даже немного боязно стало, не пойму, что происходит.
– А что случилось? – пытаясь взять себя в руки, спрашиваю у неё.
– Я 53 рубля дала, а Верка – 26, так ей два сервелата досталось, а мне один!
– Но, не я же распределял, – взмолился было я.
– Нашел, кому поручать, – парирует тётя Клава, – Люда давно охренела. Я выразила ей своё возмущение, так она на меня с половой тряпкой попёрла. Как хочешь, имей ввиду, не получу я ещё один сервелат, все продукты, вот здесь у порога вывалю.
Открывается дверь напротив и появляется Людмила Алексеевна, с палкой сервелата, видимо услышала шум в подъезде
– Клава, вот тебе сервелат, отдашь мне полтора килограмма сосисок.
– Ну, нет, сосиски мне самой нужны, давно не пробовали.
-Тода иди отседа! – Закричала Людмила Алексеевна,- сейчас с лестницы спущу, сука!
– А ты чего побелел? – теперь ко мне обратилась Людмила Алексеевна, – не дрейфь, пошла она на хрен. Скандальная она баба, все знают. Вот тебе 245 рублей на завтра.
На завтра стук в дверь, стоят супруги Володины из соседнего подъезда. Муж, Евгений, так любезно спрашивает:
– Ваагн, а почему нам пиво только три бутылки?
Спокойно отвечаю:
– Женя, вы, когда деньги давали Людмиле Алексеевне, не уточняли, сколько пива хотите?
– Я не стал вникать, сказал, чтобы по-божески поделила.
– Так она и поделила по-божески.
– А чего это Витя по двору весёлый ходит, песенки распевает. Сколько он пива получил?
– Я не знаю, это вы к Людмиле Алексеевне обращайтесь, она всем хозяйством заведует.
– От неё толком ничего не добьёшься.
На следующий день стук в дверь. На пороге тётя Клава опять, подбоченившись стоит.
– Объясни-ка мне дружок, сегодня в пайке у Ирины Озеровой финский сыр Viola оказался, а у меня даже запаха не было.
– Сыр сегодня предложили, я не в курсе, как там Людмила Алексеевна распределяла.- Отвечаю беспристрастным голосом.
– Теперь нельзя купить? Я бы ещё одну, а то и две палочки сервелата приобрела бы и сырки штук 10-15.
– Съезд кончился, тётя Клава, я завтра уже в райком иду.
Тётя Клава изменилась лицом, готовая вот-вот сорваться, но сдержалась, лишь сказала, – у Ивановых аж десять сырков, а у меня ни одного. Согласись, Ваагн, осадок остался от твоей доброты.
Молча пожимаю плечами, а она, что-то бессвязно бормоча, отправилась к лифту.
Я, запирая дверь, глубоко вздохнул и вслух сказал, – слава Богу, что всё завершилось.
Уже в кресле вновь вспомнил тётю Клаву и остальных недовольных соседей. Думалось, теперь-то теплее будут, столько килограмм груза, потея и кряхтя, тащил через всю Москву, чтобы им угодить, а оно вон как вышло.
На следующий день возвращаюсь вечером домой, а у моего подъезда трое женщин стоят, усиленно жестикулируя руками, о чём-то шепчутся. Они из соседних подъездов, это и насторожило. Не меня ли поджидают, с сомнением подумал я, и как в воду глядел.
Подошёл, кивнул головой и хотел было пройти мимо, как услышал.
– Не ожидала от тебя, Ваагн! Вот скажи, мы к тебе плохо относились?!
– Её перебила вторая соседка – я когда-нибудь тебя обижала? – Было время, ты часто к нам захаживал, с моей Дашенькой (внучка) на кухне шушукался. Так я всё, что было в холодильнике, на стол выкладывала. А ты вон какой оказался!
Тут и третья соседка приняла эстафету, – Да ему как с гуся вода, ни чести ни совести. И с укоризной глядя мне в глаза, добавила, – А ведь в одном доме живём.
Ничего не пойму, что они-то от меня хотят, поэтому жду, когда прояснится, хотя этот гвалт напрягает.
– Чего молчишь, – вновь затараторила первая, – ты понимаешь, как нам в душу нагадил. В век ни нам и ни тебе не отмыться
Вторая всплеснула руками, и с презрением бросила, – молчит, как в рот воды набрал.
Тут разом все трое размахивая руками, краснея и брюзжа слюной, загорланили, а я всё никак не могу взять в толк, в чём дело, что я такого натворить успел. Но был внутренне спокоен, потому как вспомнил сон: волков набросившихся на меня и толкование по этому поводу в соннике: “меня ждёт неприязненное отношение соседей, но останется без последствий, способных омрачить моё настроение“.
Когда соседи стали выдыхаться, я спокойно обратился к ним:
– Вы могли бы мне объяснить, за что я к вам в немилость-то попал, в чём вы меня вините?
Они разом замолкли, растерянно посмотрели друг на друга.
– Так ты же нас, – заговорила первая, – без заморских продуктов оставил.
– Я, – взвизгнула вторая, – етот сервалат не только не ела, но и в глаза не видела. А ты…
Ваагн Карапетян, Торонто, Канада