(Продолжение. Начало опубликовано в номере 101)
«Дорогая, сколько дней ты хочешь пробыть в Окленде?»
«Один….»
(Из разговоров на этапе раннего планирования)
Пролог.
Мы живем в Окленде уже больше месяца. Город распахивается перед нами, отдает себя, становясь больше. Вот свернулся уютным клубком парк «Альберт». Тонкая игла телевизионной башни вонзается в небо. Изящный мост раскинул руки, соединяя два берега широкого залива.
Когда-нибудь я покину этот удивительный город, в котором можно прошагать от океана до океана. Я набью карманы вулканами, за пазуху положу пляжи и набережные, в одну руку возьму каури, в другую – араукарию. Я прижмусь лбом к стеклу иллюминатора, чтобы не было видно моих слез.
Необходимые пояснения.
Эти записки были предназначены для близкого круга родных и друзей. Я надеялась, что у меня хватит времени, сил и куража перенести на бумагу то, о чем я думала осенью 2020 года, оказавшись во время пандемии коронавируса в Новой Зеландии.
Одна несуразица стала видна уже в прологе. Это проблема нелинейности моего времени. Я пишу о своих переживаниях конца марта так, как будто это происходит сейчас. Я проваливаюсь в дни своей юности, я думаю о 10 годах заключения, которые провел мой отец в лагерях Гулага. Глаголы прыгают из настоящего времени в прошедшее, и я ничего не могу с этим поделать.
В Окленд мы прилетели с Южного острова из небольшого туристического городка Нельсон 22 марта. Позади были зеленые горы, дремучие леса, шепот волн Тасманова моря, волшебное ощущение полноты и правильности жизни. Впереди нас ждали неопределённость, страхи, непонимание и непомерные расходы. Но, главное, мы не понимали, что с нами будет дальше. Я привыкла, что в наших путешествиях Сережа планирует каждый шаг и можно, заглянув в его план, уверенно сказать, что такого-то числа мы будем пить вино с нашим другом Толей в Аделаиде. Я пыталась закрыть глаза и представить, что будет с нами через месяц… не видно…. Пробую увеличить масштаб… и через неделю нас тоже нет… Наконец, завтрашний день выползает из тумана. Завтра мы переезжаем в другой хостел. Ну, слава Б-гу, хоть что-то… При вселении в хостел нас спрашивают, сколько времени мы находимся в стране, и проверяют наши паспорта. Уже несколько дней в стране действует постановление правительства, согласно которому все прибывающие граждане должны две недели провести на добровольном карантине. Понимаем, что никакого пофигизма эти ребята не позволят ни себе, ни другим.
Растерянные ходим по улицам чужого города. Надо, наверное, закупать продукты, что кажется ужасно глупым. Может быть, уйти на какой-нибудь трек? Но объявляют, что все треки и кемпинги закрыты. Возникает тягостное чувство, что от тебя ничего не зависит, что ты не можешь что-то планировать. Даже мечтать о чем-то не можешь. Ты оказался во власти обстоятельств непреодолимой силы. Страшнее может быть только одно – оказаться во власти другого человека.
Скажем, ты живешь в СССР в 30-х годах 20 века, и в стране полыхает пожар Большого террора. Ты ешь, пьешь, прислушиваешься к шагам на лестнице. Ты стараешься вести себя правильно и говорить только допустимые вещи, но террор также беспощаден и бессмыслен, как болезнь. И на кого упадет жребий, никто не знает.
25 марта мы переехали в апартаменты. У нас две комнаты. Одна – большая. В ней стоят диван, телевизор, стол. Вторая – маленькая спальня. Есть кухонный уголок. Все удобно и достойно. Мы еще ни разу в наших путешествиях не жили так роскошно. И сейчас не смогли бы долго оплачивать этот комфорт. За наше жилье (примерно 90 новозеландских долларов в сутки) платят наши доченьки.
И опять надо делать отступление. Я пишу эти строки 5 июля в Дальневосточном обсерваторе Владивостока. Мы улетели из Окленда 23 июня, прожив в НЗ четыре месяца. Через три дня мы должны вернуться домой.
Я плохо понимаю, какие шарниры поворачивают мою руку и пальцы начинают медленно порхать над клавиатурой. Я совсем не понимаю, почему иногда в голове «загорается лампочка» и рождается некая мысль. Она не может быть принципиально новой, потому что «все уже было», но это моя мысль и нужно отнестись к ней бережно, не потерять….
Поэтому я возвращаюсь в Окленд.
Тут где-то по паркам и пляжам бродит пара пожилых россиян, застрявших в «локдауне», как в паутине. Может быть, удастся услышать, о чем они говорят… Может быть, посочувствовать… Может быть, позавидовать….
Итак, я опять начинаю!
ПАРК «ДОМЕЙН». Первый раз мы пришли в этот парк 23 марта. Мы должны были перебраться из одного хостела в другой. Обычно уйти из старого жилища надо в 10 часов, а прийти в новое в 14 часов. Эти четыре часа чувствуешь себя особенно сиротливо. И «Домейн» приютил нас на это время. Особенность оклендских парков в том, что в них отсутствует развлекательно-привлекательная инфраструктура. Люди приходят в парк погулять, подышать, побегать. Кажется, что им не нужны ни киоски с мороженым, ни
«колесо обозрения». Вообще кажется, что новозеландцам не очень нужны яркие внешние впечатления. Парк очень большой. В центре, на высоком холме, стоит Военный оклендский музей. В наше первое посещение он был уже закрыт, т.к. страна перешла на третий уровень карантина. Недалеко от музея расположились два павильона оранжереи (Зимний сад). Чудесный пруд неправильной формы прячется среди экзотических растений, многие из которых, к нашему изумлению, цветут в полную силу. В одной части пруда плавают скромные серые уточки, а в другой – огромные белые гуси. Первые рождают чувство умиления, вторые – чувство голода. В парке стоят несколько памятников. Они вызывают вначале чувство изумления из-за полного отсутствия контекста. Случайно мы набрели на памятник Роберту Бёрнсу, который скромно стоял среди роскошных фикусов, в стороне от главных аллей, как бы сам удивляясь как далеко от родной Шотландии его занесло. Другой памятник показался нам стилистически близким нашим девушкам с веслами в советских парках. Но оказалось, что это Каин убивает Авеля. Почему был явлен миру именно этот библейский сюжет, мы не поняли. И, наконец, совершенно футуристическая огромная чайка, собранная из разных пластов железа, с изломанными крыльями, готовая к полету, но прикованная к земле. На фоне далекого океана, который виден с холма, эта чайка смотрится вполне гармонично.
В парке есть удивительный уголок. Стоит отойти на несколько метров от асфальтовой автомобильной дороги, и ты попадаешь в дремучий новозеландский лес. Каури с маленькими жесткими листьями и могучим стволом, уходящим в небо, служат прекрасным символом несгибаемого англо-саксонского характера. Пальмовые заросли напоминают о наших треках на Южном острове. Трудно поверить, что миллионный город совсем рядом. Эта тропинка, идущая по краю парка Домейн, стала моим близким другом. Почти каждый день я проходила по ней утром и знала уже все повороты, почтительно здороваясь со знакомыми араукариями, к которым испытывала особое расположение.
Парк Домейн оказался самым близким парком к нашим апартаментам. Нам не только разрешалось там гулять, но и рекомендовалось делать это. Огромное ярко-зеленое поле, которое каждый день полировали газонокосилки, обещало – скоро опять по мне будут бегать дети. И нельзя было представить, что музей не распахнет свои двери. Прижавшись носом к стеклу оранжерей, ты с облегчением видел цветущие розы. А фикусу религиозному было вообще решительно плевать на коронавирус. Его корни, выпирающие из земли как плавники фантастических рыб, делали дерево похожим на корабль, неспешно плывущий по волнам.
Спасибо, наш парк, ты здорово помог нам…
Татьяна Михайлова-Румер, Россия