Николай Колчин не курил и был противником этого действа. Он не кричал на каждом углу, что это вредная привычка, ему не нравился сам процесс. Зачем вдыхать в себя дым? Ради каких-то там понтов? Ради перекура, во время которого можно с кем-то поговорить по душам? Возможно, кто-то ради этого и старался выставить себя, типа, крутым, особенно в переходном возрасте.
Впрочем, Кыля познакомился с сигаретой в шесть лет. У него был приятель-одногодок Эдик – сосед по этажу, и они вдвоем подбирали у продовольственного магазина бычки, бежали к железной дороге, забирались под мост и там курили. Баловство, конечно же, это было, ребячество. Кыля и затягиваться-то правильно так и не научился и никакого кайфа не ловил. Когда же однажды Эдик многозначительно изрек, что если не затягиваться, то можно заработать «рак губы», то Николай и вовсе «завязал».
Очень не нравилось Николаю Колчину, когда курили молодые девушки. Всего аж передергивало. А тут – она, смолившая сигарету, вдруг нарисовалась на берегу реки Москвы, несущей быстрые воды мимо славного города Звенигорода. Он-то как раз забросил под противоположный берег блесну, с надеждой на поклевку щуки…
На самом деле, в это весеннее время на ловлю спиннингом существовал официальный запрет, и Кыле не то, чтобы все было по-барабану, но по сторонам он поглядывал – вдруг какой-нибудь рыбнадзор появится… Но вместо рыбнадзора подтянулась девица – откуда-то из кустарника – вся такая в модных протертых, с дырками джинсах, яркой футболке и бейсболке, перевернутой задом наперед.
Кыля при встрече с незнакомым человеком всегда первым делом всматривался ему в глаза. И в этом случае от правил не отошел. Правда, дымящаяся сигарета в ее тонких пальцах отвлекала внимание, но глаза у незнакомки он рассмотрел сразу – серые и огромные, с длиннющими, загнутыми вверх ресницами. Кыля такие обожал… Да еще и носик курносый, и губки пухленькие, да и волосы – пшеничные, правда, по мнению Кыли, слишком коротко стриженые, но в совокупности… очень даже сексуально…
– Ты чего это здесь мусоришь? – нахрапом спросила незнакомка.
– Мусорю? – сначала растерялся Кыля и посмотрел на берег, на котором после недавно сошедшего снега валялось действительно много разнообразного мусора… даже перечислять устанешь.
– Я – вообще никогда… Даже фантики и пробки пивные в урну бросаю…
– Москвич? – ощерилась незнакомка. – Знаем мы таких. Это, когда тебя кто-то видит – тогда урну ищешь, а если никто не наблюдает, так бросишь окурок себе под ноги, даже не затушив…
– Не курю я! – рявкнул Кыля. – В отличие от некоторых… дур.
Он тут же пожалел о последнем сказанном слове, но девушка, кажется, ничуть не обиделась:
– Я не дура. Я – Пепельница.
– В каком смысле? – еще больше растерялся Кыля.
Девушка не ответила. Сигарета укрепилась в пухленьких губах, а в тонких пальчиках появился черный целлофановый пакет, в который она сосредоточенно принялась собирать валявшиеся на берегу пустые бутылки, банки, рваные пакеты, клочки бумаги и прочий мусор.
– Что значит – пепельница? – все-таки попытался уточнить рыболов.
– Можешь называть меня Пеп.
– Но почему ты сначала – назвалась Пепельницей? – вскипятился Кыля. И, не дождавшись ответа, задал новый вопрос:
– А вы вообще-то – кто?
– Прораб я. Вон на той самой стройке. – Сероглазая курильщица кивнула в сторону строящегося моста.
Этот самый новый мост вызывал у Кыли дикое раздражение. Его строили рядом со старым, но не для того, чтобы, заменить, а чтобы по нему легла новая трасса, которая в итоге проходила по лесу. Как следствие, лес на прокладке этой трассе вырубался, переставал существовать!
А в том самом лесу Кыля с детских лет собирал грибы и ягоды, жег с друзьями костры… Так там еще и пруд лесной был, в котором он ловил красных карасей. Но теперь тот пруд прекратил существование – по нему проложили автомобильную трассу. И грибам с ягодами в тех местах тоже настал кирдык.
Он вращал ручку безынерционной катушки и смотрел на девушку со странным именем, сосредоточенно убиравшую мусор, которого на берегу было слишком много, чтобы поместиться в один пакет.
– Что, не клюет? – бросила она на него мимолетный взгляд.
Кыля ничего не мог с собой поделать, но его буквально завораживали ее серые глаза. Да и вообще все в ее миниатюрной фигурке, в движениях… Но сигарета во рту!
– На фига вы строите это новую трассу? – спросил он зло и, вытащив из воды блесну, забросил ее вновь, не гладя, куда полетит.
– Надо, – хмыкнула Пеп, она же Пепельница. – Тебе-то какое дело? Ты же в Москве живешь…
– Да в этих местах все мое детство прошло! А вы – травы, весь лес под корень изводите, в котором я летом грибочки белые с подосиновиками и сыроежками собирал, а осенью – опяточки!!!
– Раньше на месте славного города Звенигорода и твоей Москвы – тоже была дикая природа, – ответствовала Пеп. – Но ты же сейчас живешь в своей столице и не паришься в плане природы.
– Парюсь! – выкрикнул Кыля. – Парюсь, когда хотя бы одно дерево на моем районе губится.
= Гы-гы, – прозвучало в ответ, – верю-верю, сама болтунишка.
– И я сам не люблю дачников, которые понастроили на просеке двухэтажные особняки. Но теперь-то эта ваша трасса будет проходить буквально впритык к их домам. То есть, изначально люди вкладывали бабло, чтобы жить на природе, а теперь под их окнами будет автомобильная трасса.
– Ага, – вновь посмотрела на него Пеп, одновременно поднимая с земли очередную смятую пластиковую бутылку и убирая ее в пакет для мусора.
– Что – ага?! – все больше кипятился Николай Колчин. – А почему бы не проложить эту вашу трассу под землей, как в Норвегии делают? Они там еще и в скалах туннели прорубают…
– Дорого, – хмыкнула Пеп.
– Но – люди…
– Люди. Не надо было бросать свои деревенские дома под Рязанью, Тулой и Тамбовом, чтобы в Подмосковье переться и здесь дачи на ворованные деньги строить.
– Да, при чем здесь Рязань и Тамбов? – еще больше вскипятился Кыля.
– Не прикидывайся, москвич, – уставилась на него Пеп серыми глазами, попыхивая сигаретой. – Скажи еще, что у тебя нет знакомого парня по прозвищу Пупыш, который бросил помирать свою мать старушку – в Тамбовской области, перебрался в московскую общагу, на дурака поступил в МАДИ потом устроился начальником транспортного отделения по перевозке мебели.…
– Откуда ты все это знаешь? – округлил глаза Кыля.
– И когда он приезжал в мебельные магазины, ему сразу же опускали в карман конверт с денежкой, после чего какая-то там проверка превращалась в фарс…
– Откуда ты это знаешь?!
Вместо ответа она лишь улыбнулась.
На самом-то деле Пеп сказала чистую правду. Был у Кыли знакомый приятель по прозвищу Пупыш и этот самый приятель действительно оставил доживать последние дни родную матушку в деревенском доме под Тамбовом, а сам обосновался в Москве, а затем на ворованные деньги отстроил в ближнем Подмосковье шикарную дачу. При этом – ни жены, ни детей у него не было, да и не намечалось, хотя возраст давно подсказывал, что пора уже, пора!
Порой Кыля недоумевал – почему так? У человека в плане материального обеспечения есть все и с большим запасом, но в плане душевном – все настолько тускло… Кыля иногда задавался вопросом – а не гомик ли Пупыш, если совсем не интересуется женщинами? Однажды при совместном посещении русской бани он поинтересовался у приятеля, мол, как твои дела на женском фронте, почему до сих пор не обзаведешься спутницей жизни? На что Пупыш ответил, что он, мол, человек сентиментальный, а вопрос в этом плане очень серьезный, поэтому он не торопится… и тому подобное бла-бла-бла.
Эх, бабы-то – ладно, разговор отдельный. Но, родившийся в Тамбовской области Пупышев не интересовался ничем, кроме игрой на бирже и своим дачным участком. Даже не столько жилым домом на этом участке, а именно баней. К которой прилагались пиво с креветками и водка с шашлыком. И это – все! Книги Пупыш не покупал и не читал; рыбалку, охоту и сбор грибов – отвергал; за какую-нибудь футбольную или хоккейную команду не болел; в карты, шахматы, нарды, домино… не играл. Каким-нибудь хобби, будь то филателия или нумизматика, не увлекался, считая, что это напрасная трата денег. Разве что периодически скупал золото, по его словам – так, на черный день. Из музыки слушал исключительно блатняк, шансон и попсу восьмидесятых, которые Кыля терпеть не мог, предпочитая классику, рок и джаз. Собственно, поэтому и очень редко общался он с приятелем Пупышем. Баня – да, у того была знатная, а поговорить после парилки, пусть и за пивком с креветками, о чем-то для Кыли интересном было не о чем. Ну, не о золоте же…
А о чем говорить на берегу любимой реки с сероглазой сборщицей мусора, которая, оказывается, была прорабом на ненавистной Кыле стройке?
– Скажи, Пепельница, – при произнесении ее имени он сделал ударение на первый слог, – ты что-нибудь в этой жизни ненавидишь?
– Мусор, – не раздумывая ответила она. – И тех, кто мусорит.
Она вытащила изо рта окурок, наклонившись, затушила его о землю и бросила в черный пакет. В следующее мгновение у нее во рту оказалась новая сигарета, к которой она поднесла зажигалку.
– Ты слышала такое выражение… – Кыля ухмыльнулся, – что целовать курящую женщину – все равно, что целоваться с пепельницей.
– А я и есть – Пепельница? – тоже ухмыльнулась девушка, выпуская из носа и рта облако дыма.
– Да, что за идиотизм – так себя называть! Еще бы помойкой обозвалась!
При этих словах Кыля, вращавший катушку, почувствовал легкий удар в руку – так спиннингисты называют поклевку рыбы, когда она хватает приманку – и машинально сделал подсечку.
– Опа! – сказал он, почувствовав, что на другом конце снасти образовалась тяжесть.
И не просто тяжесть, а самое настоящее сопротивление! Схватившая блесну рыба сначала потянула на глубину, из-за чего спиннинг Кыли согнулся в дугу. Ему даже пришлось немного прокрутить катушку в обратном направлении, но затем рыба рванула в сторону, где было более быстрое течение, и вот уже она выскочила из воды, отчаянно мотая головой, чтобы избавиться от впившегося в пасть тройника. Щука! И совсем не маленькая!
Но на своем веку Николай Колчин лавливал и не таких крупненьких. Движением спиннинга вниз он ловко погасил «свечку», которую предприняла зубастая хищница, и, не торопясь, продолжил вращение катушки, с каждой секундой подводя рыбу ближе к берегу. Щука вертелась, билась на крючке, сделала еще одну свечку, но – куда там. Чтобы не упустить добычу, Кыля не стал пижонить, не раздумывая, ступил левой ногой в речку, сапог тут же увяз в прибрежном иле, зачерпнул ледяной водицы, но это была ерунда. Самое главное, что теперь спиннингист смог дотянуться рукой до приблизившейся к берегу щуки и мертвой хваткой схватить ее за глаза.
– Есть, на фиг! – Воскликнул Николай Колчин, в очередной раз проявивший свое рыбацкое мастерство и с торжествующей улыбкой посмотревший на наблюдавшую за происходящим девушку – с пакетом для мусора в руках и сигаретой в губах.
– Доволен? – хмыкнула она.
– Очень! – ответил Кыля, выбираясь повыше на берег.
– И что ты собираешься, сделать с этой несчастной рыбкой?
– Возьму домой. Потом почищу, выпотрошу, промою, порежу, пожарю – с лучком на подсолнечном масле и с удовольствием наслажусь деликатесом.
– Но это же живое существо! – крикнула Пет, и сигарета едва не выскочила из ее пухленьких губок. – И ты – так цинично приговариваешь рыбку к жестокой смерти?!
– Эта рыбка только что хотела сожрать мою приманку, которую приняла за другое живое существо, – пожал плечами Кыля, извлекая тройник из щучьей пасти.
– А как же нерестовый период, двухмесячный запрет на ловлю спиннингом?
– Ты для начала покажи мне того дебила, который придумал эти идиотские правила. И еще – покажи мне ту тварь, которая задумала вырубить лес в Подмосковье ради какой-то ненужной трассы. А на самом-то деле – ради того, чтобы наворовать немыслимое баблище.
– Как же я смогу эту тварь показать? – Сигарета Пеп переместилась из одного уголка рта в другой. – Я – всего лишь прораб, отвечающий за стройку вверенного мне объекта.
– Ну, так и не надо парить мне мозги, про нерестовый период! Лучше дебильную стройку попробуй прекратить!
– Как я смогу это сделать?
– Не знаю! Но вижу, что ты какая-то особенная… Пепельница! Ты откуда-то в курсе, что я знаком с Пупышем, откуда-то… вообще слишком много знаешь…
– Да. Я – особенная. Как и ты. И мне сейчас и здесь очень жаль эту рыбку, которую ты так безжалостно держишь за голову. Которую ты собираешься…
– Отпустить в родную стихию! – не дал ей договорить Кыля и бросил щуку обратно в речку. С не очень громким всплеском щука вильнула хвостом и была такова.
– Я… не поняла, – растерянно сказала Пеп. – Ловил, ловил, поймал и… отпустил? Зачем? Почему?
– А зачем ты куришь?
– Это – совсем другое. Не надо сравнивать…
– А зачем из-за никому не нужной стройки уничтожают лес?
– Да при чем тут стройка? Стоп! Вопрос на засыпку. Ты хочешь, чтобы стройки не было как таковой?
– Да!
– А если, допустим, у тебя появится выбор – чтобы не было стройки, этого моста и всего, что со всем этим связано, тебе пришлось бы уничтожить меня – что бы ты выбрал?
– Уничтожить тебя? Но – как?
– Да просто причинить мне боль.
Говоря это, Пеп была настолько спокойна, что Кыля ничуть не усомнился в правдивости ее слов.
– Иначе говоря, и подразумевая, некое всесильное существо…
– Да-да, я именно и есть – очень всесильное существо… – Сигарета в ее рту переместилась в другой угол.
– В таком случае – дай-ка закурить, – сказал Кыля.
У не в руках появилась приоткрытая пачка, и Пепельница щелчком ногтя выбила одну сигарету наполовину наружу. Кыля взял ее, сунул в рот и тут же прикурил от огня услужливо поднесенной Пеп зажигалки. И тут же вспомнился куплет песни, которую он недолюбливал: «Дым сигарет с ментолом…».
Нет! Недолюбливал – не то слово. Он ненавидел. Даже не саму песню, и не тех, кому она нравилась, и не того, кто эту песню пел. Но тех, – кто эту песню пропустил в эфир… Он ненавидел тех, кто решил проложить автомобильную трассу по его любимому лесу, тех, кто постановил построить второй мост через его любимую речку… А еще он очень не любил курящих женщин…
– Причинивших сильную боль, говоришь? – Кыля смачно затянулся. После чего резко ткнул сигаретой в правый глаз девушки. И тут же – в левый. И надавил со всей силы.
Но особой силы для какого-то эффекта и не потребовалось. Девушка, назвавшая себя Пепельницей, мгновенно растворилась, оставив после себя лишь запах ментола и крошечную горстку пепла.
Растворился и недостроенный мост через любимую Николаем Колчиным речку. Судя по всему, растворилась и ненавистная москвичу автомобильная трасса – словно ее и не было.
Но река-то осталась. А в этой замечательной реке, наверняка, еще плавали хищные рыбы, половить которых приехал сегодня знатный спиннингист Николай Колчин…
Евгений Константинов, Москва