Иногда я покупаю журнал Woman’s Day. Половину его занимают рассказы о реальных людях, с которыми случились какие-то беды, а они с этим успешно справились, вторую – картинки с актрисами Голливуда.
Tаких женских журналов с десяток наберется в Новой Зеландии. Но именно в этом есть колонка, которую ведет Полли Гиллиспи (Polly Gillespie). Страница так и называется – «Спросите Полли». Полли – радиоведущая, журналист. И просто мудрая, – каких бы жизненных тем она ни касалась, отвечая на письма читателей, ответ будет умным, так что я эту колонку частенько читаю. И лишний раз убеждаюсь, что у новозеландцев под панцирем условностей, умением держать лицо и эмоции, прячутся уязвимые нежные люди, а уж какие уязвимые и нежные, это отдельная тема.
И вот как-то среди вопросов о детях, мужьях, женах и бой-френдах, я увидела нетипичное письмо, на которое ироничная и твердая Полли ответила очень эмоционально.
Писала какая-то леди, которая приехала из Европы работать по контракту. «Ничего непонятно в вашей Новой Зеландии,- писала она. – Не разобрать, кто какую должность занимает, нет никакой дистанции. Слишком много демократии, слишком мало уважения. Мне это некомфортно. Есть определенные правила, которым в обществе принято следовать, обращаясь к старшим в соответствии с должностью, титулом и возрастом. В новой Зеландии эти границы стерты».
Меня лично тоже занимала тогда эта тема, я не раз уже об этом новозеландском феномене писала, что, в отличие от той читательницы, мне очень нравилась такая демократия, хоть я порой и скучаю по своему отчеству. И я долго к ней не могла привыкнуть, у меня ж была шкатулка с шаблонами, и я время от времени ею трясу до сих пор, попадая иногда в смешные ситуации.
Особенно часто такое случалось, когда английского не было. Так однажды я не поняла, что со мной на работе разговаривает владелец сети наших клиник. Он так мило, долго и быстро говорил, так при том осторожно и участливо, был так прост, что я приняла его… – за сумасшедшего (такие к нам время от времени заходили, клиника их тоже обслуживала). И только когда он ушел, мне сказали, кто этот добрый дядечка с чистейшими глазами, в рубашке в клеточку и коротких брючках.
Уважительное отношение к подчиненным (слово-то какое) мне тогда казалось странным, я не готова была к нему, а свысока вполне себе нормальным. Тогда, в самом начале, это рвало мои шаблоны в клочья, я не верила, что так вот можно: расправить плечи и уважать себя, даже когда ты гладишь белье на фабрике по 8 часов в день (ага, такое тоже было).
Так что с той леди из журнала я была ни разу не согласная.
Но ответ Полли заставил меня испытать более сильное чувство, чем просто удовлетворение. Она написала, примерно, следующее: « Мои предки более ста лет назад покинули свою родину, плыли морем на судне несколько месяцев в ужасных условиях, рисковали детьми, страдали от морской болезни, просто от опасных болезней, попадали в шторма, и в любую минуту могли погибнуть. Могли погибнуть и потом, когда осваивали новую для себя землю. Мечтой их было – жить в обществе, где нет титулов и званий, где люди равны, насколько это возможно, не зависимо от того, беден он или богат, занимает он высокую должность или нет. Так вот, не для того они терпели все эти лишения, чтобы вернуться опять к тому, от чего они когда-то ушли, так рискуя всем на этой земле. Мы гордимся своей историей и тем великим приобретением, которое мы сейчас имеем – равенство». Что тут добавить?
Татьяна Аксенова-Хошева, Окленд