Лермонтов – тайна гибели

15 октября 2014 исполнилось 200 лет со дня рождения великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Это о нем Лев Толстой сказал: “Если бы этот мальчик остался жить, не нужны были бы ни я, ни Достоевский”.
Мнения современников о Лермонтове разноречивые, но при всех разноречивых толках о нем все согласны в одном – это был гениально одаренный человек. Он владел французским, английским, немецким языками, читал по-латыни, изучал азербайджанский. Он был одарен удивительной музыкальностью – играл на скрипке, фортепьяно, флейте, пел, сочинял музыку на свои стихи, рисовал. “Если бы он профессионально занимался живописью, – писал Ираклий Андроников, – он мог бы стать настоящим художником”.
Историю его жизни описывало огромное количество историков и лермонтоведов, в честь юбилея писались статьи и выпускались книги. В одном только Азербайджане в этом году было выпущено два сборника-альманаха местных поэтов и писателей, посвященных юбилею великого поэта, который “второе наше все”.
Просматривая материалы, посвященные великому поэту, мы наткнулись на ранее не известную версию его гибели, спорную, но, тем не менее, имеющую право на существование.
Начать следует с того, что, кроме всего вышеописанного, Лермонтов обладал еще и пророческим даром. В произведениях других гениальных поэтов мы тоже можем найти пророческие высказывания, но все они не проявляются так отчетливо, как у Лермонтова.
Более того, мало известно поэтов, которые бы осмеливались так открыто, как Лермонтов, утверждать, что обладают пророческим даром:
“С тех пор как вечный судия Мне дал всеведенье пророка, В очах людей читаю я Страницы злобы и порока”.
Не зря же русский публицист и философ Юрий Самарин чуть ли не с испугом отмечал: “Прежде чем вы подошли к нему, он вас уже понял”. Может, именно поэтому многие современники отмечали, что Лермонтов имел мерзкий характер и был “несносным человеком”. А как быть “сносным”, если все видишь и знаешь наперед?
Что касается мнения современников о своем несносном характере, то и об этом Лермонтов тоже писал:
“Я говорил тебе: ни счастия, ни славы Мне в мире не найти; настанет час кровавый, И я паду, и хитрая вражда С улыбкой очернит мой недоцветший гений”.
Лермонтов видел и понимал не только других, но хорошо понимал и себя и видел свое будущее. О нем он поведал в своем пророческом стихотворении “Сон”:
“В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я; Глубокая еще дымилась рана, По капле кровь точилася моя”.
Тот же Владимир Соловьев писал по поводу этого пророчества: “Во всяком случае, остается факт, что Лермонтов не только предчувствовал свою роковую смерть, но и прямо видел ее заранее. Одного этого стихотворения “Сон” достаточно, чтобы признать за Лермонтовым врожденный, через голову многих поколений переданный ему гений”.
В действительности все произошло именно так, как описано в “Сне”. Лермонтов после дуэли долго лежал один, истекающий кровью и брошенный “друзьями”, которые ускакали искать извозчика и врача. В это время лил сильный дождь. Врачи не пожелали ехать к раненому в такую даль из-за непогоды, извозчиков из-за дождя тоже трудно было найти. Когда, наконец, извозчика нашли, Лермонтов был еще жив. Скончался он уже в больнице от потери крови. Кстати, после смерти мистики, связанной с Лермонтовым, не убавилось, а лишь прибавилось.
Прошло 200 лет со дня рождения, но России до сих пор так и не удалось отметить ни одну из лермонтовских дат.
1864 год, 50 лет со дня рождения: волнения, вызванные кривой крестьянской реформой, бунты в отдельных губерниях, наступление реакции… Юбилей поэта-вольнодумца был сочтен несвоевременным.
1891 год, 50 лет со дня смерти: страшный неурожай в Поволжье и Нечерноземье, к осени начинаются голод и вызванная им эпидемия тифа, затронувшие четверть населения империи. Бунты и экономический кризис. Какой тут Михаил Юрьевич?
1914 год, 100 лет со дня рождения: начало Первой мировой войны. Какой тут Юбилей!
1941 год, 100 лет со дня смерти: начало Великой Отечественной войны. Опять не до Лермонтова.
1964 год, 150 лет со дня рождения. Наконец, решено отметить событие рядом торжественных мероприятий, концертами и прочим. Не получилось. Аккурат за пару дней до юбилея происходит государственный переворот. Смещают Хрущева, ставят Брежнева, спешно меняют внутреннюю и внешнюю политику. Все в нервной панике и опасливых предчувствиях. Торжества отменены или проходят незамеченными.
1991 год, 150 лет со дня смерти: развал СССР и из-за смены власти в России снова не до литературных торжеств.
15 октября 2014 года – 200-летие поэта. И опять Россия толком не может отпраздновать этот юбилей на государственном уровне: Украина, войны, санкции – не до изящной словесности. Точно мистика какая-то.
Конечно, это все можно списать на удивительные совпадения, но старая литературоведческая шутка о том, что Лермонтов проклял Россию, перестает казаться смешной, когда начинаешь исследовать ход событий. Потому что на самом деле Лермонтов, и правда, сделал России одну весьма плохую вещь: он умер очень молодым – и не дал истории шанса измениться…
Но вернемся во времена, когда Лермонтов еще был жив. Символично, что незадолго до смерти он обращался к знаменитой гадалке Кирхгов, той самой, к которой обращался и Пушкин. Пушкину она сказала: “Может быть, ты проживешь долго, но на
тридцать седьмом году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы”. “Ждет ли меня отставка?” – спросил у Кирхгов Лермонтов. “О, тебя ждет такая отставка, после которой ты ничего больше не попросишь”, – ответила гадалка. “Убьют ли меня на войне?” – “Нет, не бойся. Опасайся того, кто рядом. Убийцей окажется друг”.
А был ли его друг Мартынов убийцей? Как ни странно, но на этот вопрос тоже нет однозначного ответа. Если кто читал повесть писателя Паустовского “Разливы рек”, обратил внимание, что заканчивается она тем, что умирающему Лермонтову слышится второй выстрел. На вопрос, почему Паустовский написал про второй выстрел, ответ был ошеломляющий: “Просто я убежден, что Мартынов не убивал Лермонтова”. “Расскажите, почему же вы так считаете?” – попросили его. И Паустовский рассказал о разговоре в купе поезда с одним профессором-медиком. Этот профессор, изучив медицинское заключение о смерти Лермонтова, пришел к выводу, что в поэта стрелял кто-то второй.
Стрелялись дуэлянты, стоя напротив друг друга, но почему-то пуля Мартынова вошла в грудь Лермонтова под углом. Она попала в правый бок под нижнее, двенадцатое ребро, а вышла между пятым и шестым ребрами с противоположной, левой стороны грудной клетки, почти у самого плеча. Паустовский также сказал, что общался с родственниками священника, который исповедовал Мартынова перед смертью, и якобы Мартынов отказался признаться батюшке в убийстве поэта.
Кто же сделал второй выстрел? Вот что говорил Константин Паустовский: “Прошло еще несколько лет, и волей случая мне довелось услышать еще одно семейное предание. В Пятигорске служил солдат, зарекомендовавший себя отличным стрелком. И как-то раз его вызвал к себе полковник. Он сообщил парню, что завтра на горе Машук на дуэли будет стреляться государственный преступник, который непременно должен погибнуть. Полковник объяснил, где ему следует спрятаться, чтобы застрелить преступника во время поединка. Солдат, не привыкший обдумывать, распоряжения командиров, согласился и сделал все так, как ему было велено. Уже на следующий день он был переведен в другой гарнизон, а еще спустя какое-то время досрочно демобилизован и отправлен домой, на Кубань. Исполнив приказ, стрелок не испытывал угрызений совести, к тому же он всю жизнь был неграмотным и не имел никакого понятия о русской поэзии. И только когда ему пошел восьмой десяток лет, он неожиданно узнал от своей внучки историю гибели Лермонтова. Старик крепко задумался и, спустя несколько дней, сделал неожиданное признание: “А ведь, выходит, внучка, что это я твоего Лермонтова-то застрелил!” И поведал ей о своем тайном задании. Как вы уже, наверное, догадались, эту историю я услышал от потомков того самого солдата”.
Специалисты по стрелковому оружию, а также дуэльному кодексу могут подвергнуть рассказ Паустовского сомнению. В том, что пуля вошла в правый бок, нет ничего таинственного. Стреляющие из пистолета, если держат оружие в правой руке, правым боком к противнику и стоят. Кроме того, правым боком к противнику поворачивались и после своего выстрела, ожидая встречного выстрела – прятали сердце. Иногда прикрывая грудь или голову своим пистолетом.
Да, все так. Но вот угол входа пули… Она вошла снизу. Похоже, рассказ старого солдата был на самом деле о Лермонтове. Он стрелял, скорее всего, лежа.
Что же касается снайперского выстрела… На вооружении в то время были гладкоствольные ружья. Приемлемая боевая эффективность достигалась только при ведении залпового огня подразделениями, ибо разброс при выстрелах был огромный. Точного выстрела от одиночного стрелка можно было ожидать на дистанции не более
сорока шагов. Именно на этот факт могли бы упирать противники версии Паустовского. С другой стороны, мало ли каких талантов не бывает? А снайперские навыки – тоже талант. Да и кто обшаривал кусты вокруг места дуэли? Сорок шагов – это все-таки более двадцати метров! Расстояние чуть меньше, чем между двумя мачтами городского освещения. Иными словами, довольно приличное расстояние, вполне можно спрятаться.
Как бы там ни было, но версия весьма необычна. Можно этому верить, можно не верить, но знать разные мнения не вредно. Тем более что косвенные доказательства возможности самого факта наличия снайпера имеются: реакция Николая I. Услышав о гибели поэта, он воскликнул: “Собаке – собачья смерть!” Правда, столь емко император выразился в кругу исключительно семейном и дружеском, тут же получил нагоняй от супруги, после чего уже сделал официальное заявление на смерть поэта-аристократа – политкорректное, хотя и демонстративно сухое.
А ведь Лермонтов был убит в 26 лет, и за столь короткую жизнь так достать царя нужно было ухитриться. Возможно, будь самодержец чуть менее образованным и обладай он чуть меньшим вкусом к слову, жизнь Лермонтова сложилась бы удачнее. Но Николай I при всем своем знаменитом солдафонстве был далеко не дурак – во всяком случае, когда речь заходила о литературе. В том, что Лермонтов – гений (в смысле, в котором это понимали тогда: человек, способный лирой увлечь за собой нацию), царь, как и
большинство тогдашней элиты, не сомневался. И считал личной обидой, что этот гений, вместо того чтобы оттачивать духовные скрепы, крепить словом Русь, православие и самодержавие, подкладывал под отечество такую мину, которая могла бы разнести ко всем чертям весь уклад жизни.
В свое время много было неприятностей от Пушкина, но с Пушкиным, в общем, можно было иметь дело. А вот с Лермонтовым – нельзя. Он от природы был мощнее своего старшего собрата по перу, умнее, образованнее и ожесточеннее. И, презирая легкость галлов, он выбрал себе в путеводители суровое рацио англосаксов. С этим рацио на русском пейзаже есть только два варианта: либо лоб себе пробить, либо этот самый пейзаж.
Марк Лабок, Торонто, Канада