Посвящается группе «Любэ»
Сереге Костикову нравились песни этой наимоднейшей в свое время музыкальной группы. Вообще-то он по жизни был меломаном и особенно обожал, можно сказать, репертуар отечественный. Но только если песни были без косяков в смысловом плане! А тут… Он сел на платформе Тестовская в первый вагон утренней электрички, стремящейся из Москвы в сторону Можайска, с целью доехать до станции Петелино и там, пробежавшись по леску, набрать грибочков. По слухам, пошли опята, а у него с собой были: плетеная корзина, в рюкзачке – ножичек, в двухсотграммовой фляжке – водовка, две банки пивчанского и несколько сушек – на закуску. Но не в собирательстве-добыче, тем более не в алкогольном удовольствии было дело; главное – забыть на несколько часов про столичную суету, главное – уединение, наслаждение природой, ее тишиной! Сама поездка в электричке тоже доставляла особый цимус, если бы не…
Серега Костиков, которому друзья давно уже дали прозвище Шуба, понимал и принимал, что каждый зарабатывает свою копеечку по-своему. Да ради бога. Но зачем какому-то якобы гармонисту, завалившемуся в вагон на станции Сколково, так его перетак, терзать слух десятков людей своим безголосым голосом, перевиранием нот и к тому же исполнением якобы хита с такими словами, как: «…Я приду, ты не балуй. Будет лентой пулеметною красоваться поцелуй»? К тому же, видимо, последняя фраза исполнителю очень уж нравилась, и он, как заведенный, стал повторять ее снова и снова. До тех пор, пока Серега Костиков не выдержал, вскочил с места и в ярости не схватил певца за грудки.
– Как? – Захрипел Серега. – Как ты, урод, себе это представляешь?
– Не… не понял, – закашлялся парень с гармошкой. – Вы о чем?
– Лентой пулеметною – поцелуй – как может красоваться?
– Ну-у-у… – замялся гармонист, – т-типа таким т-точками…
– Какими, блин, точками?! – Шуба вновь существенно встряхнул хиляка-гармониста.
– Ты хотя бы раз пулеметную ленту в руках держал, в глаза видел? Ты хотя бы представь себе эту самую ленту! При чем тут точки поцелуйные?
– Но это же п-песня… Слова такие… Всем нравится.
– И тебе тоже такие слова нравятся? – Ярый меломан занес кулак для удара.
– Теперь уже нет…
***
Электричка начала набирать разбег после очередной остановки, но Серега Костиков все никак не мог успокоиться из-за инцидента с гармонистом. Винил себя, что не сдержался. Фиг бы с ними – с этими словами из популярной песни. Хотя… какого хрена?! «Лентой пулеметною – красоваться поцелуй»?! Но народ-то хавает. И что это за народ такой – без элементарного воображения? А если и с воображением, то всем всё по-барабану! Шуба был на грани нервного срыва. Мелькнула мысль достать фляжечку, но удержался – время еще не пришло… Вот накануне вечером он дал себе волю. Соседи по дому наверняка припомнят его выходку и скажут, скажут… Соседи. Им ведь тоже было по-барабану, что в двенадцатом часу ночи на лавочке перед подъездом обосновались три девахи с баклажками джин-тоника в руках и давай что-то громогласно обсуждать, хихикать, а то и ржать, как кобылы.
Шубе надо было бы сразу набрать в целлофановый пакет воды и бросить его с балкона – не в самих девиц, но рядышком, чтобы те сделали соответствующий вывод. Но он зачем-то решил урезонить их словами, мол, девушки-красавицы, идите выражать свои лошадиные эмоции куда-нибудь в другое место. Естественно, никакие увещевания не помогли. Соседи же его праведный гнев не поддержали, а телки так и продолжали ржать. И что ему было делать? Грозить с балкона трем дурам, что вызовет полицию – несерьезно, бесполезно, да и вряд ли приедет наряд сразу, если вообще приедет. И тогда Серега Костиков тяпнул пятьдесят граммов водки, вновь вышел на балкон, сконцентрировался и запел во весь свой хрипловатый голос:
– Есть пуля в нагане, и надо успеть сразиться с врагами и песню допеть. И нет нам покоя, гори, но живи! Хабалки, хабалки, хабалки – в горячей крови!
Девки на лавочке, кажется, впали в некий ступор, во всяком случае, прикладываться к баклажкам, и ржать перестали. Серега же уперся руками в ограждение балкона, уставился на троицу под окном и запел-зарычал еще громче:
– Хабалки, хабалки, хабалки – в горячей крови. Хабалки, хабалки, мхабалки…
И так – раз за разом, пока его самого уже не начали урезонивать соседи с балконов, а та самая троица хабалок не убралась восвояси. Ну а он вернулся к себе в комнату, чтобы вновь и вновь глушить водку. Хорошо хоть сразу перелил часть огненной воды во фляжку и убрал в рюкзак – для поездки за грибами, а то бы, прежде чем уснуть, выпил вообще всё… И вот Серега Костиков, он же Шуба, шел по тропинке вдоль железнодорожного полотна в предвкушении тихой охоты. «Самоволочка… – как-то само собой прокрутился в голове мотивчик, – …красоваться поцелуй…».
– Тьфу!
«Мне копать траншею велено-на-на, я копаю словно раб. Ты за Сталина, за Ельцина, я за всех российских баб».
– Тьфу ты, прицепилась зараза!!! Это все гармонист проклятый! И кто только этих псевдопевцов в электрички пускает? Все-таки надо было дать ему по морде, надо было…
«Будет лентой пулеметною…»
– Тьфу, блин! Лучше уж про хабалок в горячей крови петь.
Тропинка наконец-то резко повернула в лес, и Костиков сосредоточил внимание на процессе поиска и собирательства таких желанных грибочков. Эти места он, пусть и не так давно, но изучил неплохо. Рассчитывал в этот октябрьский денек и полную корзину опят набрать, и свинушечек, и два-три подберезовика, столько же подосиновиков, да и беленькие не помешали бы ему насладиться тихой охотой.
***
Маршрут был прост – обойти лесок по дуге по отношению к железной дороге, которую слышно – чтобы не заблудиться, и часика через три-четыре выйти к платформе «Часцовская», и потом в электричке, допивая водовку и пивчанское, спокойно вернуться в Москву.
Для начала ему попались две свинушки. Не червивые. Затем – подосиновичек, а у кого подосиновичек, у того и праздничек! Но затем стали обнаруживаться пеньки и старые поваленные березы с остатками срезанных опят. Срезанных было ну очень много, а не срезанных, к тому же совсем маленьких – единицы, на которых бы и нож грибника не поднялся бы. Шуба занервничал! Кто-то пробежал по ЕГО местам раньше НЕГО! Причем, совсем недавно, судя по всему, за несколько минут до его появления! Либо приехали сюда конкуренты на более ранней электричке, либо кто-то из местных. Словочуги!!!
Шуба ускорился в передвижении, решил срезать намеченную дугу, чтобы успеть до предполагаемых конкурентов, на самые заветные места. Опоздал, блин, опоздал! Там где всегда – на сто процентов пестрели опятами пеньки и поваленные, обросшие мхом деревья, теперь были лишь следы от многочисленных срезанных ножек. А еще – на земле – остатки искромсанного белого гриба. Червивого. А еще обнаружил Серега Костиков и воткнутый в землю нож. Самодельный, с деревянной ручкой и широким лезвием. Потерял грибник? Все может быть. Серега и сам за свою жизнь много раз и терял, и находил ножи…
– Ау! – пронеслось по лесу неподалеку.
– Я здесь! – прозвучало в ответ.
Голоса были женские.
– А-а-а! – как-то машинально, хотя и громогласно выдавил из себя Шуба.
– Ау-у! Ты где?
– Я здесь, блин! – Ответил Шуба. Выхватил из земли потерянный кем-то нож и присел на пенек, на котором кто-то до него порезал грибочки.
– Иди сюда!
– А я – здесь…
– Иди сюда! Сюда иди!!!
– Ау-у…
Серега не выдержал, воткнул нож рядом с собой в пенек, залез в рюкзак, достал фляжечку с водкой, открутил крышку, серьезно приложился. Достал банку пива, открыл, приложился жадно.
– Ау-у…
– Да здесь я, здесь. Подходи! Наливаю, угощаю!
Каково же было его удивление, когда из-за ближайших к нему березок и елочек вдруг появилась женщина. Она была либо его ровесница, либо лет постарше сорока – не разобрать, а внешне – то ли якутка, то ли бурятка… В плане физиогномики Костиков разбирался не очень хорошо, но вообще-то перед ним предстала довольно-таки обаятельная женщина, в резиновых сапогах и камуфляжном костюме, к тому же еще и с полной корзиной грибов!
Серега потер лоб ладонями. У него на дне корзины – грибов кот наплакал, а у этой… женщины… Очень захотелось ругаться матом!
– Ой! Вы мой ножичек нашли! – радостно воскликнула женщина, – а я, дуреха, за белыми увлеклась, а их целая цепочка, и один от другого все дальше и дальше, Вот я и побежала хватать, чтобы Наташка меня не опередила. Мы же с ней поспорили, кто больше благородных наберет. Подберезовик – одно очко, подосиновик – два, а беленький, понятное дело, – три очка. Вот я про ножичек совсем и забыла.
***
Серега Костиков сидел на пеньке, открыв рот, и не знал, не понимал, что можно было ответить на всю эту тираду. Да собственно, и не нашелся, что ответить, а вновь приложился к фляжечке, возможно, чтобы развеять возникшую бредовую для него ситуацию. Но вздрогнул и невольно выронил фляжечку, когда над самым его ухом кто-то закричал:
– Ау-у!
Он, конечно же, среагировал, фляжечку подхватил, но при этом задел покоившуюся на пеньке открытую банку пива, которая опрокинулась, распространяю пену. Но и баночку Серега подхватил и тоже приложился к ней, чтобы не пропадала зазря драгоценная жидкость. Удалось частично. При этом он скосил взгляд на кричавшую над ухом, и чуть не поперхнулся. Перед ним стояла настоящая русская красавица. Тоже в камуфляжном костюме; стройная, грудастая, слегка скуластая; эротичные губы, аккуратный носик, глазищи, как два бездонных колодца, брови замысловатой дугой, так еще и русая коса. И в одной руке – наполненная грибами корзина, в другой – ножичек, точно такой же, который Серега воткнул в пенек.
– Я за всех российских баб… – проблеял Костиков.
– Самоволочка, – подхватила грудастая с русой косой, – хмельна, как самогоночка. Пролетела, как картоночка, под шумливый ветерок…
– Самоволочка, – поддержала ее бурятка-якутка, – в помаде гимнастерочка. А на прощанье чернобровочка хоть подержи за ремешок…
***
Серега Костиков смутно помнил, что было дальше. Кажется, две грибнички-самоволочки вместе с ним допили водку из его фляжки, кажется, у них была с собой еще и самогоночка, которую они тоже распили на троих, заедая печеными пирожками с грибами, пирожками с капустой, а также пирожками с луком и яйцом… Кажется, они перед ним раздевались и затем, кажется, происходило нечто фантасмагорическое. Хорошо хоть комары в это время года не досаждали.
Но Серега очень даже отчетливо запомнил промежуток времени, когда две женщины в камуфляжных костюмах – с корзинами, наполненными грибами, на платформе «Часцовская» помогли ему зайти в вагон подошедшей электрички и с улыбками до ушей помахали на прощание руками, в которых держали по ножу с широкими лезвиями. А когда электричка тронулась, в его вагон ввалился парень с гармошкой – заиграл и запел: «…Я приду, ты не балуй. Будет лентой пулеметною красоваться поцелуй».
В корзинке же Сереги Костикова были всего лишь две свинушки, один подосиновичек и маленькая горстка опят. Правда, в рюкзаке все-таки сохранилась баночка пивчанского.
На этот раз у Сереги к исполнителю песни претензий не возникло…
Евгений Константин, Москва