Большинство моих мелких путешествий связано с Караканским бором в нашей Новосибирской области. Караканским его называют по имени речки Каракан, которая берет начало на Салаирском кряже, и, будучи «слегка горной» дает пристанище даже хариусу. Новосибирцы уже давно называют этот бор просто: Каракан. Это мой любимый уголок, здесь я всегда отдыхал душой и телом, набирался первозданных сил от воздуха, аромата – от ауры этого прекрасного бора. Я настолько полюбил это место, что задался целью оставить после себя в Караканском бору посадки кедра – для этого я на протяжении 20 лет, начиная с Дашуткиного рождения, сеял в бору семена кедра, в самых моих заповедных местах. Места эти расположены вдоль побережья Обского моря: параллельно берегу идут подряд 4 протяженных возвышенности, называемых местными жителями «увалами». Не знаю, сколько из этих семян прижилось, но думаю, что хотя бы несколько десятков кедров все-таки будут радовать людей — ничего, что мне не доведется этого увидеть, я доволен уже тем, что при жизни добавил (или попытался добавить) чуть-чуть чего-то хорошего к природной красоте Каракана. Дал себе обет – пока жив, и пока есть силы, сеять кедры в Караканском бору. Пусть растут на радость людям и всяческому зверью. Сама идея сеять кедры пришла ко мне случайно. Однажды прогуливаясь по лесу вблизи больничного комплекса СО РАН, я обнаружил островок молодой поросли кедров, совсем еще маленьких: будто кто-то просыпал на землю пригоршню кедровых орешков. Я задался вопросом: а насколько трудно вырастить кедр самому? Осенью высеял дома в горшочках десяток орешков – и к весне все (!) дали всходы. Интересно было наблюдать, как сначала из земли появляются толстые ростки сродни огуречным, затем эти ростки расщепляются на пять иголочек, а дальше уже все идет обычным путем. Поэтому осенью я в лесочках вблизи дома и гаражного кооператива посеял «детские садики» по 20-30 орешков – и на следующую весну они взошли, почти все! Так что сегодня, через 20 лет у меня красуются 2 детских садика с двумя десятками кедров (кое-что поели мышки и бурундуки) высотой уже сантиметров по 30 – так медленно, но основательно растут кедры. И, получив первый положительный опыт, я решил озеленять Караканский бор благородными кедрами. Кстати, мне совершенно непонятно было и есть до сих пор: почему южнее Новосибирской области, на Алтае, и севернее ее, в Томской области кедры благополучно растут, а в Новосибирской области – нет.
Первый мой визит в Каракан был в июле 1980 года. Весной этого года я купил подержанный катер «Прогресс-4» и, подготовив его к плаванию, погрузил семейство и направил свой корабль на юг Обского водохранилища. Опыта – никакого, знаний – никаких. Добрались без приключений, остановились в маленьком заливчике недалеко от базы отдыха Института Цитологии и Генетики (ИЦиГ), на этом месте сейчас находится комплекс «Синеморье» (раньше все институты СО АН СССР и многие предприятия города имели свои базы по берегам водохранилища). Палатки у нас не было, да и не требовалось, поскольку обитаемость под брезентовым тентом «Прогресса» была очень приличной.
Нельзя не сказать несколько слов об этой базе. Место для нее выбирал лично первый директор института академик Дмитрий Константинович Беляев. Если ехать к этой базе по центральной «церковной» просеке, то где-то на 14-м километре слева от дороги росла удивительная сосна: высокая, стройная, и ветки на ней шли по спирали, как будто символизируя открытую в 60-х годах структуру ДНК – основу генетического кода человека, да и всего живого. Церковной просека называется потому, что на самом въезде на нее, то есть на выезде из села Завьялово, стоит церковь середины 18 века. Архитектура ее заслуживает особого внимания, а также внимания заслуживает размер кирпичей, из которых она сложена: все кирпичи намного крупнее современных, по крайней мере, в два раза. Долгое время эта церковь служила складом какого-то барахла, но сейчас она приведена в должное состояние, и служит людям по назначению. Так о необычной сосне. Ее увидел академик Беляев и решил, что это – знак судьбы, и базу института следует ставить где-то здесь. И не ошибся в выборе места. Сейчас этой сосны уже нет, то ли погибла, то ли спилили (в лихие перестроечные годы предприимчивые (точнее – вороватые) люди, лихо изводили лес в Каракане. К самой базе вела лесная дорога, длиною около километра, которая упиралась в уютную бухточку, не раз дававшую мне впоследствии приют, а дальше дорога круто сворачивала налево и приходила к живописному заливу моря. На берегу этого залива и располагалась база Института Цитологии и Генетики. Надо сказать, что накануне несколько дней подряд в Новосибирске и области шли ливневые дожди, и в первую нашу Караканскую ночь небольшой дождик также прошел.
На чистом воздухе сон прекрасный, и мы стали подавать первые признаки жизни уже ближе к полудню. Я пошел на базу за водой (там была колонка, собственно, это и послужило основным аргументом в пользу выбора нашей первой стоянки). Пришел на базу – и обомлел. Под навесом, сооруженным над длинным столом (как на полевом стане) во всю длину стола (4 – 5 метров) лежали грибы, настоящие белые. Я никогда в жизни не видел столько грибов вообще, а уж белых-то всего несколько штук и находил. Начальник базы Саша Ильин объяснил, что они только что сходили на «увалы», где и обрели все это богатство. Я грибник от рождения, грибник удачливый и азартный. Поэтому, позаимствовав на базе резиновые сапоги (сами мы все прибыли в сандалетах), снарядил все семейство в грибную экспедицию по следам первопроходцев. В самом деле, мы, двигаясь от «увала» к «увалу», долго находили преимущественно ножки от срезанных нашими предшественниками грибов. Наконец, двигаясь влево от просеки по гребню третьего «увала» мы наткнулись на не тронутые никем заросли грибов. Именно заросли – сидя у подножия «увала», сквозь молодой сосняк можно было видеть, как ряды этих прекрасных созданий уходят вверх рядами, как войска на параде. За пару часов мы набрали полностью все взятые с собой емкости, я снял рубаху и штаны и сделал из этого мешки, которые мы также заполнили, а грибы все шли и шли, как солдаты, за рядом ряд. Поняв, что нам просто не унести уже добычу, мы стали возвращаться. Как потом выяснилось, мы набрали враз 8 ведер прекрасных боровиков. Часть из них мы тут же засушили, часть отварили – и наутро вернулись домой. Больше такого грибного праздника мне испытать не доводилось. Объективная причина нашего успеха – прошедшие накануне ливни, которые практически лишили возможности добраться до этих мест городским автомобилистам, ведь моста через речку Каракан еще не было, а высокий уровень воды сделал практически невозможным для легковушек форсирование речки вброд, как это было здесь принято. Да и автомобилей тогда было раз в 10 меньше. Таково было мое первое знакомство с Караканским бором.
Через неделю мы снова решили навестить эти места, но уже вместе с Тамарой и Леней (сестра с мужем). У них был автомобиль «Лада», и они решили ехать на нем, в качестве проводника они взяли мою жену Стеллу. А мы с сыном Кириллом отправились на катере. Встретиться должны были на месте нашей прежней стоянки. До ближайших Боровских островов мы долетели легко и быстро. А дальше все стало не так безоблачно. Мы уже были близко от места нашей высадки, всего в нескольких километрах, когда разразилась гроза, поднялся сильный ветер и начался настоящий шторм. Море наше мелкое, и волны высотой 1,5 – 2 метра поднимаются уже через несколько минут после первых порывов ветра. Около часа мы кувыркались среди этих остроконечных водных громадин, неуклонно приближаясь к берегу. Хорошо держал волну наш катер и хорошо слушался руля, хотя порывы ветра упорно сбивали его с намеченного курса. Наконец берег и до входа в нужную нам бухточку уже подать рукой. Но как войти в эту бухту, когда все вокруг кипит, обнажая торчащие со дна пни и корни деревьев, затопленных при заполнении Обского моря? Или, хотя бы пристать к берегу? Я не нашел ничего лучшего, чем выпрыгнуть из катера в кипящую воду. Оказалось, почти по шею. Тем не менее, стоя на цыпочках, временами отрываясь от дна и всплывая, я тянул катер к берегу, ухватив его за боковую утку (передняя была слишком высока для этого). Наконец, стало помельче, и я смог уже вполне уверенно провести катер в бухту, минуя пни и корневища. Здесь было тихо, и можно было перевести дух. Отдохнув немного, мы с Кирюшкой разгрузили катер, сняли вымокшую одежду, одели все сухое и развели костер. Тем временем шторм утих, тучи рассеялись, и ласковое солнце стало обогревать нас и сушить наши шмотки. А мы занялись приготовлением ужина – решили сварить борщ с тушенкой. Опустились сумерки, когда мы приступили к трапезе. И немногословный вообще и молчавший все это время Кирюшка (ни одного вопля или панического возгласа, все только по делу) произнес сакраментальную фразу: «Да, небо и море – для сильных людей». Так лаконично он сумел выразить все пережитое за этот день. Поздней ночью мы встретили Леню – они тоже натерпелись от непогоды, поскольку им пришлось вброд форсировать еще не до конца успокоенный Каракан. Конечно же, мы насобирали наутро грибов, не так много, как в первый наш выезд, но много.
С тех пор я неоднократно выезжал в Караканский бор. У ребят с базы отдыха я научился ловить с лодки крупного леща – это целая технология. В море на месте ловли, которое выбирают на самой кромке «плато – обрыв» необходимо устроить стоянку для лодки, то есть установить 2 стационарных якоря на расстоянии друг от друга метров 20 примерно поперек течения, которое на Обском море весьма ощутимо. Далее лодку ставят на растяжку между этих якорей: с кормой к морю, носом к берегу. Примерно посередине лодки с правого борта стационарно закрепляют постоянный прикорм (буханку хлеба в сетке). Выходя на ловлю, стараются причаливать лодку как можно точнее по отношению к этому прикорму. После этого посередине лодки в кормушке опускают ежедневный прикорм (кашу) – и вперед. Ловля идет с глубины метров 8-9 на так называемые «зимние» удочки, оснащенные скользящими (лучше) или обычными грузилами. Крючки берут обычно номеров 10-12. Освоив эту технологию, я всегда был с рыбой, один раз поймал даже 25 штук крупных подлещиков (граммов по 800 – 900). А в другой раз мне удалось поймать крупного леща – 2,5 килограмма. Я настолько ошалел от восторга, увидев, какую рыбину я подвел к лодке, что начисто забыл о подсаке, приобретенном специально для вываживания крупных рыбин, и втащил трофей в лодку с помощью громадной кастрюли с остатками каши.
В Каракане мне довелось увидеть также уникальное зрелище – серебристые облака. Однажды июльской ночью мы с ребятами с базы ИЦиГ СО АН решили сгонять на браконьерскую рыбалку на другой берег моря: по слухам, лещ откочевал туда нагуливать жиры на заливных лугах. Мы отправились туда на двух моторных лодках. Половили немного и решили слегка передохнуть посередине моря. Ночь была ясная, звездная, светила полная почти луна. И вдруг я заметил высоко в небе эти самые серебристые облака: отчетливо была видна их структура (как стиральная доска), они сверкали в отраженном лунном свете, как будто они были сделаны из полированного металлического листа. И в то же время они были прозрачны, сквозь них были видны звезды. Кирюшка, выслушав утром мое описание увиденного, поставил точный диагноз: «серебристые облака». Я не мог не согласиться с ним, ибо в то время он серьезно занимался астрономией и был для меня в этом вопросе безусловным авторитетом. Так что Каракан подарил мне, вдобавок к рыбалке и грибам, и это великолепное зрелище.
Один из последних доперестроечных выездов запомнился мне опять-таки сильным штормом. Дело было в конце августа. Мы совершили на лодке очередной поход в Каракан за грибами, да и просто так – отдохнуть. Прожили на базе дня 3, насобирали грибов, в том числе и груздей – ведра четыре. Белые грибы отварили для будущего маринования, а грузди замочили – для будущей засолки. Возвращаться решили поутру. Ночью я проснулся от сильного шума моря. Выглянул из палатки – в волнах прибоя мелькают белые барашки и дует хороший свежий северо-западный ветерок. Однако тревожных ассоциаций у меня еще не возникло, и я отправился досыпать. Поутру мы быстро позавтракали, погрузились – и в путь. Лодка была тяжелой (я, Стелла, теща Лилия Кондратьевна, Кирилл, поклажа), и мой специальный грузовой винт с трудом справлялся с небольшой еще волной. Поэтому я выбрал курс вдоль берега – на всякий случай. Примерно через полчаса ветер усилился, волна стала круче, нос катера стал утыкаться в волны, и вода начала заливать лодку. Мы как раз дошли до села Быстровка, где была в то время великолепная база отдыха завода «Сибсельмаш». Чтобы не дразнить судьбу, мы решили высадиться на базе и переждать шторм, который к этому времени уже хорошо набрал силу. Но пристать к базе оказалось не так-то просто: бухточка у берега базы была специально огорожена от волн валунами с очень узким проходом для лодок, и попасть в этот проход на сильной волне при сильном боковом ветре было очень трудно.
Тем не менее, мы сумели пристать к берегу. Я отвел все семейство на автобусную остановку, усадил его в автобус до Искитима и остался один. Пришел на берег, закурил и стал наблюдать, как желтые волны злобно пытаются сдвинуть валуны ограждения бухточки. День был солнечный и какой-то пронзительно прозрачный. Упругий ветер пах свежестью. Ко мне подошли двое местных мужиков, я угостил их сигаретами (я тогда еще курил), и потекла беседа о том – о сем и ни о чем. И вдруг в ходе этой беседы я уловил страшную для меня истину: оказывается, в августе этот северо-западный ветер обычно дует непрерывно от трех до пяти дней. Перспектива для меня плачевная: из продуктов у меня только немного хлеба и сала, сигарет – половина пачки, а денег всего один рубль. Да в лодке пропадают грибы, которые уж точно не сдюжат ни три дня, ни тем более пять. И я решил продолжить путь домой немедленно, благо горючего у меня было вдоволь.
Я разделся до плавок, натянул на себя спасательный жилет и запустил двигатель. Выйти из бухточки было ничуть не легче, чем войти в нее, хотя лодка была теперь намного легче, и я проделал этот путь к морю, в основном, отталкиваясь веслами от дна и от камней ограждения. Вышел в море – и пожалел о содеянном. Волна была очень крутой, и от жестоких ударов ее в скулы катера он содрогался, как живой, и было ощущение, что катер не выдержит этой борьбы со стихией. Но понемногу я привык к этим гулким ударам, чуть прибавил газу и вскоре научился лавировать между волнами, чтобы и ударов было меньше, и скорость не слишком-то падала. Дело пошло, и странное веселье охватило меня. Я стоял, держась за штурвал, и начал горланить песни – все подряд, задорные студенческие и грубые блатные, а потом и цыганские, даже приплясывать начал. Ни одного суденышка не было на море в этот день, и отдыхающий на море народ с любопытством смотрел на одинокий катерок и беснующегося в нем капитана. Правил я опять вдоль берега – на всякий случай. Так на малом газу и дополз часов за пять до Метеоостровов (это уже рядом с Бердском и Академгородком), где решил передохнуть и добавить в бак горючего из канистры – также на всякий случай. Причалить с подветренной стороны оказалось очень просто. Здесь, на тихом песчаном пляже я уничтожил остатки своей нехитрой еды, запив ее чаем из термоса и полежал на солнышке (а за ветром оно было ласковое, даже жаркое) около часа. Наконец, пополнив бак с горючим, я запустил мотор и продолжил свой концерт на море. Море в районе Бердска имеет наибольшую ширину, и здесь есть, где разгуляться волне. Так что кувыркание мое продолжалось практически до самого дома. Только в Аванпорту, уже перед самым домом (мы жили тогда на улице Русской) я почувствовал облегчение. Был вечер. На дорогу, которая занимала у меня обычно менее двух часов, я затратил целый день. И что примечательно, мотор не подвел меня ни разу. Я был благодарен ему, как живому существу, как лучшему другу. Я сбегал домой за подмогой, не опасаясь оставить катер на берегу – потому что дуралеев и прочих «лихих людей» на берегу в такую непогодь не бывает. Уже в сумерках мы разгрузили катер, и я отогнал его на стоянку. Грибы были спасены, и я был мокрый насквозь, но счастливый.
Да, с Караканом у меня связаны только самые светлые воспоминания. В последние годы я практически не выезжал туда на сколько-нибудь продолжительное время, обычно – на один день. Только раз я прожил там с маленьким еще Чарликом неделю, собирая грибы и купаясь. Здесь у меня сложился определенный ритуал: лечь на белый мох, устремить взгляд в небо, отвлечься от мирской суеты всего минут на 20-30. Высота неба в обрамлении красавиц-сосен действует успокаивающе, настраивает на философский лад. Становится ближе замысел Всевышнего относительно людей, Земли и всей Вселенной. И всякий раз я возвращался домой с ощущением большого прилива душевных и физических сил. Так что Каракан для меня – своего рода лечебница. Чарлик мой тоже как-то особенно полюбил поездки в Караканский бор. Видимо, сама атмосфера бора пробуждала в нем неистовую активность. Как только я открывал дверцу машины, пес бросался из нее на дорогу, и это надо было видеть. Он вытягивался в струну, прижимал плотно уши и летел с максимально возможной скоростью метров двести, потом – разворот, и назад с той же скоростью и тем же прилежанием. Топот стоял, как от галопирующего коня на ипподроме: «та-там, та-там». Закончив этот ритуал, Чарлик жадно пил воду и становился опять мирным милым существом.
Свою любовь к Каракану я до сих пор стараюсь оформлять материально: в каждый свой приезд я высеваю один – два стакана специально припасенных для этого орехов. И каждый раз представляю себе, как лет через сто в этом чудесном бору поднимутся посеянные мною кедры – ведь хотя бы несколько штук из посеянных мною тысяч семян смогут уцелеть и набраться сил. И будут эти кедры кормить белок и глухарей, а также давать приют под своей сенью грибникам и туристам. И не беда, что мне не доведется увидеть этого. Как бы то ни было, это будет, пожалуй, самое лучшее из того, что довелось мне сделать за прожитую мною жизнь.
Георгий Веревкин, Академгородок (Новосибирск)