Эта новогодняя, но абсолютно грустная история о беспощадной растоптанности высоких чувств до сих пор живо обсуждается жильцами нашего дружного подъезда. Кто-то говорит о ней с ухмылкой-усмешкой, но немало и таких, которые относятся к произошедшему со скорбным пониманием. То есть, по-человечески. Сегодня так с собаками поступили, говорят они, а завтра точно так же и с людьми. Да что же мы, право, за уроды такие бессердечные! И после этого начинают расстроено утирать свои только что повлажневшие глаза и давно сопливые носы.
А дело в том, что у нас в подъезде проживает такой, с позволения сказать, гражданин мужского пола по имени-фамилии Филофей Тарасов. Совершенно нормальный мужик, несмотря на ненормально-экзотическое имя. С постоянными ехидными подколами, но аккуратный. Где попало, не гадит, кому попало, не дерзит. Разбирается, гадюка, кого жалить чревато!
И есть у него пёс. Здоровенный, злобный кобель кавказской породы по кличке Садун. Филофей на нём деньги делает, потому что Садун – производитель. За каждое садуновское залезание на своих собачьих кавказских невест он берёт по три тысячи российских рублей. Можно было бы, конечно, брать и больше, но за бОльшую сумму барышни категорически отказываются. То есть, не сами барышни, а их хозяева. Самим-то барышням чего? Им даже за пять копеек не жалко, лишь бы обоюдоострая любовь. А хозяева нос воротят. Мы, говорят, больше чем за три можем жениха и получше найти. У которого и морда посимпатичнее, и медалей побольше. А не как у вашего – всего одна. За спасение утопающего. Это, интересно, кто же так тонул, что эту вашу образину-страшилище к своему, пусть даже и тонущему телу, не испугался подпустить? Уже не вы ли, Филофеюс, этим самым утопающим и были? Хотя вряд ли. Г…вно, как известно, не тонет.
За месяц у моего жизнерадостного соседа с помощью Садуна получается на круг около двадцати тысяч. Не миллионы с триллионами, но всё-таки доход. Тем более что ничего особо мудрёного для поддержания этого бизнеса не требуется. Главное, питай его, производителя, как следует, в смысле жирами, белками и прочими углеводами – и все дела. Очень приятно. Пожалте денюжки.
И проживает у нас в подъезде ещё один герой моего рассказа, некто Аркадий Адольфович, по фамилии, извиняюсь, Мандюк. (А я что поделаю, если такая фамилия! Я, что ли, его ею наградил тире морально изуродовал?). И вот у этого мандю… гражданина тоже есть собака. Звать её Жоржетта, и она лавреточной породы. Если кто не знает – этакое скелетообразное, карликововидное, собачье существо на вечно дрожащих то ли от постоянного замерзания, то ли от такого же постоянного смущения за свой откровенно жалкий вид ножках. Да, кому-то ТАКОЕ тоже нравится! Например, тому же Аркадию Адольфовичу. Он её, Жоржетточку, неустанно холит и лелеет. И даже гулять её выводит в утеплённой собачьей попонке и собачьих тапочках. Такая вот глубоко трогательная забота о братьях наших меньших. В нашем случае, о сестрах.
И всё до определённого весеннего дня было нормально: Садун совершенно по-стахановски крыл своих продажно-купленных подружек, Жоржетточка дрожала на своих игрушечных ножках, а Тарасов с Мандюком при встречах вежливо раскланивались и даже просвещали друг друга насчёт питательности разных видов собачьих кормов. И всё, повторяю, шло хорошо, чинно-благородно и вообще замечательно, но тут в плавное течение бытия бесцеремонно вторглось великое чувство под названием ЛЮБОВЬ! Не зря поэты сравнивают её с могучим ураганом! Этому поистине великому чувству до большого фонаря различия в возрасте, социальном положении и габаритах! Вот и здесь случилось ЧУВСТВО: Садун вдруг без памяти влюбился в Жоржетточку, а та, дура такая, тоже без памяти втрескалась в этого звероподобного громилу.
Все соседи, узнав про такое дело, сначала неприлично ржали, отпуская в адрес Филофея, а больше – погрустневшего Аркадия Адольфовича разные скабрезные шуточки Самое обидное, что гулять в разное время у них никак не получалось, потому что график работ и Фильки, и Аркадия совпадали буквально до минуты. А их домашние выгуливать собак решительно отказывались: филькины – потому что Садуна натурально боялись и, порой даже вынуждены были забираться от него на стол или ночевать у соседей, а Аркашины – из-за жалкого вида Жоржеточки. Таким образом, совместные прогулки в связи с обоюдно вспыхнувшими глубокими собачьими чувствами превратились в настоящее божье наказание, сами понимаете почему. До такого извращенного секса не додумался даже американский журнал «Плейбой» с его могучими грудями на всю обложку! Это же даже никакая Камасутра такого не предложит даже в страшном сне! Самое же удивительное, что эта самая микроскопическая Жоржетточка каждый раз после любовной встречи с любимым оставалась живой и даже донельзя довольной! Вот ведь какая это оказалась неутомимо-похотливая тварь!
– Уважаемый Филофей Тарасович!- говорил глубоко страдающий Мандюк при очередной совместной прогулке, с болью в душе наблюдая, как эта образина Садун Филофеевич яростно кроет его счастливо улыбающуюся и даже, кажется, чего-то там похабно мурлыкающую Жоржетточку. – Я, конечно, понимаю: физиология – основа жизни, а физиологическая любовь – явление всепоглощающее и непобедимое. И что любовь не знает преград, а Садун и Жоржетта – это всё равно что Ромео и Джульетта, только с хвостами и четырьмя лапами, и по-итальянски гавкать не умеющие. Но я считаю, что со всем этим бл…вом пора решительно и совместно кончать!
– Чем они и занимаются! – радостно-похабно ржал напарник по сексуальным прогулкам. – Причём именно решительно и бесповоротно, и по нескольку раз за совместную прогулку!
– В таком случае, если вся эта противоестественная экзотическая связь приведёт к появлению потомства, – заявлял Аркадий Адольфович, стремительно от этих нагло-откровенных слов бледнея. – А я даже при самом богатом своём воображении боюсь представить, что может родиться, то я считаю совершенно справедливым, если передам всё потомство в ваши заботливые руки. Куёхтайтесь тогда с ним, как хотите! Можете хоть в зоопарк продавать! Вместо крокодилов!
Заявление было весьма серьёзным и решительным, но Филофей отнёсся к нему до обидного легкомысленно. Хотя и занимается вроде бы серьёзным собачьим размножением. Что было тем более непонятно, если учесть, что прекрасная Жоржетточка его коммерческому процветанию по причине своей совершенно некавказской породы никак поспособствовать не могла, хотя после каждого такого похода только подозрительно толстела и хорошела всем своим скелетообразным видом.
Видя, что угрозы не действуют, Аркадий наш Мандюкович решил действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Но теперь, когда определилась общая стратегия действий и помыслов, встал тактический вопрос, как это сделать, чтобы было одновременно и деликатно, и в то же время достаточно эффективно, и чтобы сам он, Мандюк Адольфович, при этом был как вроде бы и совершенно не при чём. Это вопрос, господа! Похлеще теоремы Пифагора! Это надо голову иметь, а не просто приспособление для ношения панамы!
А надо сказать, что мысль эта пришла нашему партайгеноссе Адольфычу аккурат под Новый Год. Он, Мандюк, собака худая, всё ж таки придумал, как приспособить к им задуманному именно этот замечательный праздник! Вся фишка его гениальной задумки заключалась в том, что он, Аркашка, давно заметил, что Садун для своих прогулочных мочеиспускательных упражнений уже давно облюбовал ёлку, которая росла аккурат у входа в их подъезд и которую подъездные жильцы к Новому Году всегда обвешивали разными дешёвыми новогодними праздничными игрушками. И вот наш электрический Мандюк, окна квартиры которого выходили аккурат на эту самую ёлку, безлюдной предновогодней ночью подвёл к той ёлке электрическую гирлянду повышенной электрической мощности. И используя свою электрическую учёность, закоротил всю эту внешне невинно-праздничную систему так, чтобы мочеиспускательному Садуну мало уж точно должно было не показаться. А провода включения, предварительно их замаскировав, вывел к себе на кухню. И, проснувшись утром прямо перед появлением Фили и Садуна, спрятался, гад, за кухонной шторой, держа розетку в своих коварных руках.
И дождался-таки! Открылась подъездная дверь, и показался наш ничего не подозревающий соседушка с нашим ничего не подозревающим любвеобильным громилой. Увидев их, Мандюня хищно скривил своё внешне интеллигентное лицо и яростно воткнул штепсель в розетку. Садун, как всегда, подбежал к ёлке, как всегда привычно забрал заднюю лапу, могучая струя ударила в ствол и… Немая сцена у фонтана. Кавказского зверя отшвырнуло на хозяина, с ёлки посыпались иголки вперемешку с электрическими искрами, штора на втором этаже многозначительно и удовлетворённо качнулась, ничего не понимающий Филька заорал матом, тоже ничего не понимающий и ошалевший от боли в своём размножательном инструменте Садун горестно завыл. Из подъезда выскочили ничего не понимающие люди, некоторые даже в трусах и с брандспойтами.
Впрочем, разобрались довольно быстро и сгоряча даже похвалили Мандюка за этот в какой-то мере даже полезный сюрприз. Потому что это действительно безобразие: только выйдешь из подъезда на свежий воздух, а тебе вместо озона – вонючий собачий аммиак. Кому нравится ежедневно нюхать мочевые физиологические отправления, да тем более не свои, а собачьи?
Филофей же, понятно, очень рассердился. А как же! От электрического разряда, а больше от психологического испуга с его Садуном случилась «маленькая мужская неприятность». Да-да, та самая, которая бывает даже у самых темпераментных кобелирующих мужчин. И по этой причине случевые Филькины доходы, как говорится, приказали долго жить. Сами понимаете, потерять ежемесячный денежный приварок в сумме двадцати тысяч – это довольно ощутимый удар, если у самого Филофеюса (он подметальщиком работает у кооперативных привокзальных палаток) рабочая получка – двенадцать тысяч и тоже не долларов. Здесь поневоле осердишься.
– Я на тебя в суд подам! – сказал Филофей Аркадию Адольфовичу и обозвал его противозачаточным резиновым средством.
– Ты мне, гадюка очкастая, за всё заплатишь со своей поганой Жоржетточкой, чтоб её вороны склевали в нашем прогулочном сквере!
– А кто его просил на общественную ёлку мочеиспускаться? – не остался в долгу всегда внешне деликатный Мандюк. – Её, между прочим, всем подъездом сажали не для того, чтобы она на праздник Новый Год вся оказывалась в твоей вонючей собачьей моче!
В общем, сцепились прямо как самые настоящие весенние кобели. Садун, глядя на них, даже пасть свою обалдело открыл. Вот, думает чудеса! То корма взахлёб обсуждали, даже как-то раз на Покров вместе бутылку водки выпили – а теперь, гляди ты, лапами друг перед дружкой машут и слюнями взаимно обрызгиваются! Кстати, где там моя несравненная Жоржетточка? Чего-то давненько уже мы в чувствах не объяснялись!
А закончилась вся эта предновогодняя история совершено трагично для двух любящих сердец. Во-первых, гулять их теперь стали выводить в разные места: Садуна – ближе к стройке и прилегающей к ней помойке, а Жоржетточку – на берег расположенного за гаражами пруда, экологически погибшего из-за ядовитых стоков фабрики резиновомедицинских изделий. А ближе к лету Филофей вообще поменял свою рабочую смену, и, понятно, вместе с ней и время прогулок. Аркадий Адольфович тоже не остался в долгу и от греха подальше теперь серьёзно собирается со всей своей интеллигентной семьёй на ПМЖ кое-куда за границы нашей любимой Родины. А любовь – что любовь? Она даёт лишь минутные наслаждения, но зато вечные обязательства и пожизненные неприятности. Опять же стечение обстоятельств. Ничего не поделаешь. Придётся пережить…
Алексей Курганов, Коломна, Московская обл.