Когда-то большой сибирский районный город перевалил свою кульминационную точку роста и теперь потихоньку двигался к своему закономерному концу. Нет ничего в этом удивительного, это законы человеческой цивилизации.
Исчезают с лица Земли, страны, народы, великие и когда то могущественные города. Им на смену приходят другие, считающие себя ещё более могущественными.
Всё это предрешено, и от этого не спастись. Да и не имеет смысла спасать отжившее и выполнившее свою неведомую людям миссию на этой планете, одной из огромнейшего количества таких же в бесконечном космосе, который в свою очередь песчинка среди ещё больших величин.
В нескольких десятках километров от городка давно заброшенная деревушка. Здесь редко кто бывает. Иногда по весне приезжают люди из города на кладбище, чтобы посидеть на могилах своих родных, но с каждым годом и их становиться всё меньше и меньше.
В деревне две заросшие репьём, чернобыльником и огромными кустами крапивы, улочки, вдоль них стоят бывшие дома, глядя на улицу слепыми выбитыми окнами.
Дома разные по возрасту и разные по жившим в них хозяевам. Одни при жизни, бывшие добротно ухоженными и строившиеся хозяином на века, ещё сохранили свою гордую осанку, стены и крыши, крытые почерневшим, потрескавшимся шифером.
Другие, в них видимо жили более философы, чем хозяева жизни, развалились, крыши осыпались внутрь дома и из этого нутра уже выглядывали кроны молоденьких берёзок и осин.
Я вошёл в бывшую деревню пешком, не хотелось нарушать кладбищенскую тишину и покой вечности. Здесь не пели птицы, и не было никаких признаков жизни, что были на опушке леса, где я оставил свою технику. Я словно перешёл границу между живым и мёртвым. Птицы живут около людей, живое тянется к живому.
А в этой деревне присутствовало нечто невидимое, оно не покидало меня всё время, пока я находился здесь. Оно словно охраняло то, что ещё сохранилось.
Только к концу моего пребывания в деревне я понял, что это такое.
Когда то я прочитал первые слова Евангелия от Иоанна – …. Вначале было Слово. Дальше прочитал, что слово становиться плотью, мысли и чувства обретают форму. Иногда то, что придумывает человек, становится реальностью. Не зря мудрые люди предупреждают об осторожности обращения со словами и мыслями.
Вот и здесь в этой умершей деревне, в каждом доме остались мысли, чувства, слова, живших в них людей. И это всё обрело некую реальность, нечто вроде привидений имеющих подобие чувств бывших хозяев.
Я подошёл к заросшему крапивой колодцу.
Заглянул в него, внизу искрилась от попадавших сверху лучей вода. Вспомнилась детская сказка: «Отведай яблочка с моей ветки…», и страшно захотелось попробовать воды из этого колодца. Нашёл помятое, но чистое ведро, кусок провода и ухитрился достать из колодца с полведра воды.
Вода была холодная до ломоты в зубах. Чем она пахла, я понял только после, она имела запах моего детства, запах прошлого. Тот же вкус, не забытый мною, хотя прошла уже почти целая жизнь.
Видимо от выпитой воды вспомнилась частушка из тех времён:
У колодца вода льётся,
Парень к девке пристаёт,
А та жмётся и смеётся,
Целоваться не даёт.
Захотелось зайти в дома, где ещё была для этого возможность. Вошёл в сени, интересно, почему пристройку к дому так называли, надо будет посмотреть в Яндексе. В сенях стоял сундук или ларь, в котором раньше хранили муку.- Ларь, ларёк… В ларёк пошёл Хорёк… Это понятно, – подумал я. Дальше прошёл в комнату.
На окнах ещё сохранились занавески. Не шторы, а именно деревенские занавески на толстой леске. На стене висело старое зеркало. Я подошёл и посмотрел на себя в нём. Стекло было уже мутноватое, местами ничего не отражало, кроме своих ржавых пятен. Мне показалось, что кто- то пристально смотрит на меня из глубины зеркала, хотя в нём я видел только своё отражение.
Мне вспомнилось, как зимой ворожили мои дочери с подругами у зеркала, а я подслушивал, уж очень было интересно.
– Нужно закрыть глаза, проговорить про себя кого ты хочешь в зеркале увидеть, а потом резко открыть и на мгновение увидишь того о ком загадала, – учила девчонок моя жена.
И вот я загадал про себя увидеть хозяйку этого дома, открыл резко глаза и увидел смеющееся лукавое женское лицо в белом пуховом платке, оно моментально исчезло, но память словно сфотографировала его. Я даже вспомнил, что женщина похожа на Оксану из фильма «Ночь перед Рождеством». Потом подумал:
– Вот по всей вероятности хозяйка дома и зеркала встретила здесь свою старость, но зеркало запомнило её молодой. Не оттого ли, что молодость любит собой любоваться, а старость боится на себя смотреть.
В следующем доме было много брошенного домашнего скарба, давно вышедшего из употребления.
Вот прялка, которая одевала жильцов в шерстяные носки и свитера, Рядом остов круглой стиральной машины «Сибирячка» без электромотора. Множество стеклянных банок, видимо хозяева заготавливали на зиму и соленья и варенья.
Валяется старинный чугунный утюг, ещё угольный с вентиляционными окнами, а вот тянется провод к уже электрическому щеголевато-лёгкому.
Среди всего этого пережившего своих хозяев добра, попадаются совершенно немыслимые старые вещицы. Увидел круглую коробочку пудры «Красная Москва» с кисточкой на крышке. И как она могла сохраниться почти за век человеческой жизни.
Открыл коробочку, она была опорожнена только наполовину, сразу запахло тем невообразимо праздничным запахом из детства. Наверное, эту пудру подарили маме маленькие дети на восьмое марта, я помню какое счастье и гордость испытывал и сам, когда дарил маме подобную безделицу в детстве.
Помню счастливые мамины глаза, и как она обязательно открывала такой подарок, нюхала дешёвые духи и целовала меня: « Какой у меня сын заботливый!» И вот хранилась такая пудра или духи всю жизнь, разве поднимется рука выкинуть их.
В следующем доме я с порога почувствовал сопротивление времени. Время за многие годы в этом доме уплотнилось в невидимую субстанцию и сопротивлялось входу в себя чужаку. Оно напоминало паутину, что мешает идти, но паутины, кстати, я не заметил, ни в одном доме.
Не заметил ничего живого, ни пауков, ни мышей, даже небольшого муравья. Не покидало ощущение, что за мной всё время наблюдают.
Может по ночам с кладбища в дома приходят привидения, живших в них людей? Может это они следят за своими оставленными в этом времени домами?
Я был готов поверить в это.
В углу комнаты лежала куча бумаг, книг, журналов. Из неё торчал угол картонного портрета. Может кто – то помнит их, из прессованной бумаги с тиснёным рисунком, где в овал вставлена большая фотография.
На этой фотографии изображены были, наверное, хозяева дома. Фотограф снял их в стиле ретро довоенного времени. Он сидит, а она стоит рядом, положив ему на плечо руку. Видно, что мужчина с трудом сдерживает серьёзное выражение лица, а у женщины смех вырывается из глаз, видимо их развеселил фотограф и схватил тот самый миг, в котором они оба продолжают жить до сих пор.
Есть своя прелесть в старых фотографиях, когда-нибудь, если будет время и одолею лень, обязательно напишу огромный труд на эту тему, где не забуду сказать, что люди на этих фотографиях знают, наверное, гораздо больше нас, потому что они ещё кроме своей жизни смотрели со стен на нашу.
Под прогнившей и продавленной половицей у стены что-то сверкнуло мне в глаз. Нагнулся, пошарил рукой и вытащил небольшого фарфорового слоника.
Вот, наверное, то, что я искал в прошлом. В этой чужой, незнакомой мне деревне, но так похожей на ту в которой родился я, хотя она очень далеко отсюда и её уже нет, потому, что поглотило её Усть-илимское море.
Счастье! Как доверчивы люди, как они любят самообманываться, придумывать сказки с хорошим концом, верить в Новый год и Деда Мороза, который рано или поздно исполнит все их желания.
А ещё приметы на счастье и одна из них – семь слоников. Когда мама привезла из города этих семь фарфоровых игрушек, поставила на комод, в ряд один за другим от большего до самого маленького, мы все пятеро детей были восхищены ими.
Но сразу получили строгий приказ, слоников руками не трогать, а мне как старшему следить за младшими. Помню, как однажды моя сестра достала одного из них и играла им. До сих пор гложет стыд за обиду, нанесённую ей тогда, как она горько плакала, когда я отобрал его у неё.
Но ещё больший стыд всплывал в памяти по всей жизни за свою проделку, связанную с одним из этих слоников.
В те времена моего детства была игра в «чику». Играли на деньги, переворачивая медяки пятаком с гербом СССР. Однажды я решил выиграть и для счастья в игре взял в карман одного слоника, четвёртого из семёрки.
Проигрался я тогда полностью, расстроенный пришёл домой, вспомнил про слоника, хотел поставить его на место, но его не было. Потерял!
Со страхом ждал расплаты. Досталось нам всем. Я так и не признался в своём проступке. Потому видно и врезался этот случай из детства в память.
Иногда, уже взрослому человеку, мне казалось, что я потерял своё счастье в детстве мальчишкой, и это угнетало меня.
А вот теперь у меня в руке лежит слоник, правда он отличается от того из детства, у этого поднят хобот.
Вначале я хотел забрать его с собой, но что – то вновь меня остановило.
– Это чужое счастье, не твоё. Не трогай его, от чужого счастья счастлив не будешь! – говорил мне в голове чей – то голос.
И я вытащил слоника из кармана и поставил его перед картонным портретом мужчины и женщины. Пусть их потерянное счастье, тоже, наверное, детьми, будет с ними и после смерти.
Я вышел из дома и пошёл улицей, больше никуда не заходя. Я не чувствовал тоски или страха, что казалось, присутствовал здесь. Только грусть, родившаяся от увиденного и от мысли, «что мы все будем там», наполняла меня.
Выйдя из мёртвой деревни, прошёл опушку берёзового леса и пошёл дальше, надеясь, что живой лес, пенье птиц вернут мне хорошее настроение. И вышел к небольшому озерцу среди леса.
Поверхность воды местами закрывали зелёные листья кувшинок, среди них торчали на стеблях жёлтые головки. В окнах чистой воды отражалась берёзка, росшая на берегу и кусочек синего неба с белым облачком.
Я присел под берёзку, прислонился к ней спиной и затылком, и стал смотреть в небо на это облачко.
Там за этой небесной синевой начинается огромный космос. Огромные величины, перед которыми вся наша земля просто песчинка, а уж то, что на этой песчинке, вообще не поддаётся вниманию.
И над всем этим висит Время, никому не понятная величина, которая может быть и колоссально большой и мизерно малой.
Это Время связывает всё от прошлого до будущего и возможно имеет ещё множество других времён не известных пока человеку. Оно связывает человека с непонятным для него бытиём и берёт от каждого из нас что- то нужное и необходимое Ему.
Может как раз то, что мы зовём счастьем и живём ради него? А может нечто другое? Узнаем ли мы это когда-нибудь? И нужно ли знать нам это?
Уходят с каждым веком поколенья,
Как не ряди, а жизнь совсем проста.
А люди, люди, как поленья,
Для вечного, горящего костра.
Василий Бабушкин-Сибиряк, Красноярский край, Россия