Дорогие наши читатели! Cегодняшний, 11-ый по счёту, выпуск «Уголка поэзии» приурочен к славному юбилею – выходу в свет 100-го номера газеты «Наша Гавань», самого известного и популярного русскоязычного издания в Новой Зеландии! По этому случаю, на страницах рубрики представлены 5 русских поэтов, живущих здесь, в стране «Длинного Белого Облака», – Наталья Пышная, Светлана Стрижева, Борис Головин, Любовь Коэн и Григорий Оклендский. Все являются членами Общества русской поэзии в Новой Зеландии «СтихиЯ», созданного в декабре 2017 года. С особым удовольствием представляю Наташу, которая недавно присоединилась к нашей поэтической компании и посетила «Уголок» впервые. С дебютом! Надеюсь, поэты юбилейного номера на меня не обидятся, если скажу, что Наташина подборка украшает сегодняшний выпуск. Остальные же авторы знакомы нашим читателям не понаслышке – их стихи не раз печатались на страницах предыдущих выпусков «Уголка поэзии».
Хорошего чтения!
Ведущий рубрики Григорий Оклендский
Наталья Пышная
Родилась в Северном Казахстане. Последние 15 лет проживает в Окленде. Закончила Омский государственный аграрный университет и университет UNITEC в Окленде по специальности «бухгалтер». Работает бухгалтером. В свободное время пишет стихи и рисует, занимается эзотерикой и астрологией, а также поёт в составе вокальной студии «Премьера».
Поэзией, стихами увлеклась еще в детстве. Участвует в сетевых межпортальных конкурсах, публиковалась в трех сборниках «Библиотека современной поэзии». Её стихи представлены на поэтическом сайте stihi.ru, на сайте litset.ru и в персональном блоге www.talia-na.com.
Птица
Ты – мой верный морской утес, я — большая ночная птица.
Южный ветер меня занес в глушь, где ночью туман клубится.
Я томлюсь и зову мистраль, в темноте затеваю сборы,
Мне тебя бесконечно жаль, ты — в обход, я, конечно, — в горы.
Звук любой для меня — как гимн, для тебя — отголоски эха,
Вроде рядом и план один, но по шву он давно поехал.
Ты в смятении рвешь стоп-кран, я за миг набираю скорость.
Ты — мой камень, я — твой роман, вроде вместе, а вроде порознь.
Чужд тебе мой шальной порыв. Я — комок оголенных нервов,
У тебя впереди обрыв, для меня, что ни день, то первый.
Ни поднять тебя, ни согнуть, крылья мне обрывают вожжи,
Ты — кремень, я — живая ртуть, тоже плоть, но под разной кожей.
Ты — немой неподвижный страж, я сидеть не могу на месте,
Я в таро льюсь из полных чаш, ты в игральных (стабильно) — крести.
Словно кратеры с разных лун: твой молчит, мой рокочет гордо.
Ты — упрямый морской валун, охраняющий двери фьорда.
Мне дышать тяжело порой, хоть наполнен озоном воздух,
Но я снова лечу домой зажигать “на куличках” звезды.
Невесомый роняя пух на соленый и скользкий камень,
Уменьшаю от ста до двух непохожести между нами.
Рвусь и каюсь. И снова рвусь! С перелетной взлетаю стаей,
Отпустить золотую грусть не могу, хоть давно пытаюсь.
Но лишь тучи затянут высь, и запахнет у моря штормом,
Я кричу (как всегда): “Держись, я в пути, я лечу…
За кормом…”
Фонарь
Я – фонарь. Нет, не тот – у аптеки, но я тоже (по Блоку) горю.
И ни много, ни мало – полвека стукнет скоро в плафон фонарю.
Иногда я мерцаю поярче, иногда я заметен едва,
Яркость, дело такое – фонарщик, если плох, то и свет желтоват.
Хмурым утром, в тумане осеннем, мутным синим пятном я свечу,
Не включаюсь совсем в воскресенье (если дождь за стеклом). Не хочу!
На закате, весна или осень, в сладких сумерках, после шести
Розоватым (как брюшко лосося) для влюблённых могу зацвести.
То лиловым, то фуксией яркой разгораюсь, когда полюблю
(Я потом бесконечно Петрарку и Верлена бубню воронью).
Пару раз не везло – разбивали, и тогда через боль, что есть сил
Закаленной серебряной сталью, пусть как мог, но упрямо светил.
Среди драм и житейских бессмыслиц, теплым августом, злым февралем
Был и буду, до донца, по жизни романтичным цветным фонарём.
Зуугин Нохой*
Я чувствую тепло твоей ладони,
Она скользит по шелковистой шерсти.
Мне кажется, ты сердце ею чертишь
И плачешь. Или дождь такой соленый?
Я, в общем-то, уже не вижу капель,
Я вслушиваюсь в шорох лёгких крыльев,
Мы дочитали сказку «Жили-были».
Увы, конец фатален и внезапен.
А помнишь первый день? Щенком пушистым
Меня ты в дом внесла. С тех пор мы вместе.
Молитву шепчешь? Или это песня?
Журчит ручей? Шуршат сухие листья?
Да, листья… Осень, как суфийский свами,
Кружится, засыпая переулок.
Не плачь! Монголка нас не обманула.
Когда затихнет на закате пламя,
И ночь следы от лап моих смешает
Со звездной пеной на молочных реках,
За преданность я стану человеком,
И, может быть, однажды жизнь другая
Сведёт с тобой. Развей мой прах в Тибете,
В стране Богов, на ледяных вершинах.
Я знаю, ты всегда хотела сына —
Я стану им, ведь псы по сути — дети.
*Зуугин Нохой – в переводе с монгольского «молящаяся собака», собака породы монгольских овчарок – банхаров.
Ночное небо, Новая Зеландия
Небо бездонных южных широт – кит на сносях,
Звездная сельдь угодила в живот – целый косяк,
Бьется, сверкает, блестит чешуя в свете Луны,
Млечная водная чудо-змея спит вдоль спины,
Яркой отметиной крест у хвоста – прошлого шрам,
Вечность назад кит от стаи отстал в этих местах,
Зеркалом темным под ним океан – жидкая ртуть,
Рвёт стратосферу китовый фонтан – жарко киту.
То заворчит, то нырнёт в тишину, роды вот-вот,
Так и сидишь, и не смеешь уснуть – чешешь живот
Зыбкими перышками облаков – вроде затих…
Утром прольётся рассвет молоком – буду крестить.
Беглянка
Она бежала. Бег был в генах, в коде её души,
на самом дне, в подкорке.
Она бежала бесконечно долго,
всю жизнь почти.
Ужом свивалась в ветках краснотала,
чтоб дух перевести от гонки.
Куда бежит – не знала, но казалось,
что к морю, юной дикой амазонкой.
Он был горяч, эгоцентричен, чёрств,
чужие чувства он не брал в расчёт.
Он видел, как она внизу течёт,
от света за косой осокой прячась.
Он обжигал ее тугой камчой –
Пугая уток и прибрежных крачек,
она металась от лучей палящих
как ящерка,
Как юркий паучок,
раскинув сети ручейков, кружила,
Он злился и терял от злобы силу,
Тогда она, воспользовавшись шансом,
плела из льдинок хрупкий белый панцирь,
в надежде отдохнуть под ним однажды.
Так, день за днём, боясь покрыться тиной,
неслась красавица-река на встречу с богом.
А в небе, полыхая гривой львиной,
измученный невыносимой жаждой,
тот самый бог ей освещал дорогу.
***
Загляни ко мне невзначай,
Ненадолго хотя бы,
Этим летом такой урожай
Груш и яблок,
Георгины цветут и пестрит
Все от астры,
Приезжай ко мне, приезжай,
Ну, пожалуйста.
Я тебе напеку блинов
И оладьев,
Я давно научилась шить,
Прясть и гладить,
Тут красиво, туман лежит
Кашей манной,
Ты когда-то мечтал здесь жить
У лимана.
Ягод море, грибы, зверьё,
Птичьи стаи,
И ружьё висит у двери,
Ты оставил.
Будешь уток ходить стрелять.
Ну, а дети…
Отцвела (не успеем пять,
Как наметил).
Приезжай ко мне поскорей –
Не чужая,
Я тебе буду песни петь,
Обещаю.
Я чешу и мотаю шерсть
Между делом.
Через год будет сорок шесть,
Располнела.
Да, конечно, не та, прости,
Стала жёстче.
Приезжай ко мне погостить
Если хочешь…
Светлана Стрижева
Родилась 12 июня 1971 в городе Красноярске, начала писать стихи в десять лет. В 2002г. Обществом “Знание” (Москва) был издан первый сборник стихов “Музыка Дорог”. В 2009г. были изданы сборники “Философия Бытия” и “Философия Души” (издательство “Амрита-Русь”, Москва). С 2015г. живет с семьей в Окленде, работает в компании ESKA Limited, руководит изданием научно-популярного журнала для школьников – OYLA Youth Science. Член Общества поэтов Новой Зеландии “СтихиЯ”.
***
Река разливами напоена,
Весенний лес пропах теплом,
И арфа времени настроена
Петь в ритме только лишь таком.
Струной беспечной околдована,
Сойдет Весна на землю к нам.
К порогу вечности прикована,
Она прислушалась к шагам.
Идет весенняя сумятица,
И гомон птиц все громче, громче.
Весна под маску неба рядится
И вдаль уходит тихо, молча.
Весна. Банальная история.
Она приходит каждый год.
Зачем же, когда тает лед,
Мне сердце о весне поет.
Сосновый воздух – летняя отрава.
Лесные нимфы бродят у реки.
Не знает здесь никто, что значит слава.
Здесь мысли чисты, свежи и наги.
Здесь нет, одетых злобной мишурою,
Коварных мыслей, слов, надежд и дел.
Здесь тихо. Вечной занятый игрою
Зеленых листьев, лес как онемел.
Лишь шум реки, лишь смех беспечных сосен.
И воздуха приятная печаль.
Когда за летом прилетает осень
Ветрами тихо сосны покачать…
Два мира
Взойдешь на гору – странная картина.
Как на ладони моря синий взгляд.
И чайки нежно над водой парят,
А в глубине – растаяли два мира.
Два мира, два лица – земля и море –
Страдая дышат беззаконьем света,
И ждут и верят в таинство рассвета,
Между собой ни капельки не споря.
Переливаясь глубиной и тайной,
Перекликаясь чистотой хрустальной,
Горят как звезды в небе озорном,
И делают реальность странным сном…
Север
Северный край. Снега истома.
Мне так давно это знакомо.
Иней блестит. Вьюга. Снежинки.
Северный бег. Север с картинки.
Только не явь, только не это.
В небе гостит горсточка света.
Холод застыл в звездных объятьях.
Холод пути в темных проклятьях.
След незнакомый, бег по лыжне.
Северный край – снишься ты мне…
Тихий океан…
Тихо бьется в берег.
Солнце вниз летит
На лучах тепла.
Здесь слова не бьют.
Ими не измерить
Глубину добра,
Беспредельность зла.
Тихо все вокруг,
Небо вдаль умчалось.
Облака парят –
Время замерл’о…
Тихий океан…
Осень замечталась,
Этих дней прекрасных
Сохранив тепло.
Снежные вершины Queenstown
Снежные вершины…
И озера синяя тишина.
Маленький город спит,
В небе застыла луна…
Что это? Время оборвалось?
Никто никуда не спешит…
И Вечность тихо отозвалась
Вместе с каплей моей души…
Звезды серебрянкой сыпятся
Ночью на города сон…
И давний напев слышится,
Золота старый звон…
Золото город построило,
Золотые руки и души
Золото на свой ритм настроило,
Чтобы потом разрушить…
Борис Головин
Родился в Свердловске, на Уралмаше. Учился в МГУ и Литературном Институте им. Горького. В девяностые годы некоторое время работал исполнительным секретарём Союза писателей Москвы. В те же годы печатался в главных “толстых” литературных журналах, а также в журналах “Юность”, “Литературная учёба”, в альманахе “День поэзии” и других. Был постоянным автором парижской газеты “Русская мысль”, где работала Наталья Горбаневская, с которой дружил. Выступал на телевидении и радио со своими песнями под гитару – [https://www.youtube.com/watch?v=zqtj2dz4zOY]. В начале 2000-ых переехал в Новую Зеландию, где получил академическое музыкальное образование со степенью Master of Music in composition.
Воспоминание о полёте стрижа
Над крышами моими провисая,
насупились и смотрят в землю тучи;
а воздух сух, но крутизна косая
сырых небес стращает грозной кручей –
и там; единый воздух сотрясая,
всё ближе дождь, кулачный и колючий.
Стрижи свистят. Конечно, это я
там налегке стрижём когда-то вился
и не упал в газон, и не убился –
все ладил неба грубые края
к своей застрехе, воздух раскроя.
Был стриж как стриж да, видно, не прижился
в тех небесах. И вот утратил зренье
проклюнутой голодной высоты
на смех и на печаль, на разоренье
хвоста и крыльев. Что мне красоты
вот этой неземной теперь явленье?
Темнеет воздух, стриж, стрижонок, ты
пойми, никто не требует расплаты.
Всё ниже горизонт, стрижи витают
всё ниже над тобой и всё пытают
свистками воздух. Крыш высоких скаты
уже других запомнят. И утраты –
утраты там не видят. Там летают.
Тайная измена
Вдруг износились все слова, и я, как лживый школьник,
утомляюсь повторять беспрестанно
одну и ту же ересь про якобы выученные уроки.
Объявить же вдруг обо всём невозможно:
скажут, взял да сошел вот с ума,
в общем, что-то с парнем не то, и кому нынче верить?
Задуманное оставляется, потому что никто не поймёт.
И вот, вместо жизни − подозрительная легенда,
вроде затверженного всеми спектакля, где я плаваю в тексте,
но всё же первую скрипку играю, спасая других.
И холодная скрипка моя слишком нежно поёт.
Ты нынче и с прошлым, и с будущим в ссоре,
растаяли в дымке души корабли.
И вот, позади возмущённое море,
в глазах – чуждый берег земли.
На этом обшарпанном ржавом причале
ты вспомнил, как люди, в угоду судьбе,
тебя, перепутавший море, встречали,
любовь и проклятье сулили тебе.
И ты на железном причале остался,
оглохший от эха заплаканных слов:
и ты их губил, похищал и прельщался,
и ты угодил во вселенский улов.
Шмель
Прилепился я к небу худому
и запутался в дырах жасмина,
словно шмель, пролетающий мимо,
после странствий вернулся я к дому:
вот так нота! – гудит, низовая,
извертела, измучила тело –
всё к тому, что душа расхотела,
звук души восковой призывая;
будто там, за садовой оградой,
вечерея в любви и печали,
мне звезда озарила, свеча ли,
путь, казавшийся прежде наградой.
Никого по дороге не встретил.
Даже окна пусты и темны.
Ничего мне теперь не должны.
Надо мной потешается ветер.
Думай обо мне как о служанке или принцессе,
попросту, помни обо мне хоть как-нибудь.
/ Из твоего неотправленного письма /
“В полночных думах избеги томленья,
губителен мечтания недуг…”
Сегодня тщетны клятвы и моленья,
надтреснут и зеркален стрелок звук.
“Мечтания о будущем преступны”, –
вдруг чудится мне шёпот из угла,
но пусто в комнате: мой облик смутный
раздвоен сном оконного стекла.
Что должен превозмочь в судьбе я ныне,
как расквитаться с чёрствостью ночей?
Обкраденные мысли по пустыне
бредут и тьму толкают, плача в ней.
От жалоб их слезливых нет отбою –
ведь с ними заодно осенний дождь.
И тот же голос шепчет мне: “С тобою
случится то, чего никак не ждёшь”.
Как до утра дожить в ночи бездомной,
когда сломался воздух? Для чего,
свет не включая, в жизни неуёмной
мне пить кривого мрака неродство?
Любовь Коэн
Родилась в Баку. В 1992 году уехала в Израиль, откуда иммигрировала в Новую Зеландию в 2002 году. По образованию – географ (БГУ) и дошкольный педагог (Оклендский Университет). Работает главным координатором сети русских детских садов Окленда.
Стихи пишет со школьных лет. Публикации в интернет-журналах, альманахах и газетных изданиях разных стран. Победитель и лауреат различных поэтических интернет-конкурсов. Один из четырёх авторов призовой книги “Ловцы Снов” команды-победителя Первой Лиги Четвёртого МПК “Остров Сокровищ” (2018). Автор поэтических сборников “На юге мира” и “Музыка клёна”, изданных в 2018.
Предосеннее
Я живу на том кусочке перевёрнутого мира,
Где мы все, новозеландцы, ходим книзу головой.
Скоро здесь коснётся осень звучных струн природной лиры,
А у вас весна взыграет зеленеющей травой.
Этой осенью хочу я быть и тут, и рядом с вами.
Притяженье континентов, притяжение людей
Вдруг почувствую душою и не выражу словами.
Просто тихо научусь я над реальностью лететь.
Будет осень маятою пробегать по нервам, венам,
А весна вживит, конечно, в сердце яркий изумруд.
Вот вдохну весну и осень, и причём – одновременно,
Задохнусь от чувств, наверно, и немножечко умру.
Морское сражение
Нет ни моря, ни неба, ни вечности!
Отступают и разум, и страх.
Бирюзовые воды помечены
Боевым полыханьем костра.
Красят воздух расплавленным золотом
Смертоносные волны огня.
Отчего в мире скорби, расколотом
На «своих» и «чужих», не хранят
Нас ни вера, ни нежность? А ненависть
Топит души и жжёт корабли,
И так мало осталось нетленного –
Беспощадный огонь тороплив.
…Замолить бы грехи все от Каина
До сегодня, чтобы стали легки
Искры душ, и светили бы пламенно
Не пожары для нас – маяки!
Осень 2020
Ты вышел в никуда, захлопнув дверь.
Ни закричать, ни вздрогнуть, ни заплакать…
Смешать в душе свет памяти и слякоть
И потеряться между «Верь!» – «Не верь!»
Что было правдой?! Сказку про тебя
Творила я, лелеяла, жалела.
Теперь одна мечусь в ней ошалело,
Как в старой клетке, Бога теребя
Вопросами. Молчит… Моя беда –
Дождинка лишь для выси отдалённой,
И тающие в лужах листья клёна
Кощунственно прекрасны, как всегда…
Бессмертный полк
Я слышу звук шагов. Идут они,
Как прежде, не боятся бездорожья.
Сквозь боль и смерть, сквозь памятный гранит
Их путь суровый в вечность был проложен.
…Историю не пишут на воде,
История забвенью неподвластна.
Со старых фото, что в руках детей,
Глядит на нас Россия взглядом ясным.
Мать солдата
У реки дорога разветвляется,
Две тропы уводят далеко.
Каждый день ты здесь в неярком платьице
Сына ждёшь над шумною рекой.
Разучилась плакать. Слёзы высохли,
Складками лицо избороздив,
Где-то в сердце спрятались до вызова:
Сын приедет – радость прослезит.
…Знаешь ли, что не вернётся Сашенька?
Похоронка стёрлась в беге лет.
Солнце не взойдёт в душе вчерашнее…
Нет, не веришь ты, что сына нет!
Похоронка – лишь бумажка мёртвая.
Он в дороге. Он к тебе спешит.
Скажет: «Мама! Ты?!» …Войной разорваны,
Но любви война не сокрушит.
Сына, с вечной верой материнскою,
Вымоли у смерти горячо!
Могут ли стать дети обелисками?
Он придёт. Ватрушек напечёшь….
Ангел
Как мне выдержать свет родникового взгляда
В непривыкшем к нему мире лишних забот?
Не смотри на меня, мальчик-ангел, не надо.
Взор твой в вечность меня слишком рано зовёт.
Машешь тихо крылом ослепительно-белым
И роняешь легко то ли пух, то ли снег
На горячий мой лоб… Что ты, мальчик, наделал?
Я привыкла к тебе в этом сказочном сне.
…А потом будет день с правдой грязных проталин,
Будет быль, будет боль, и, вздыхая о том,
Что глаза в синеве заблудились, устали,
Отыщу тебя, ангел, в мальчишке простом.
Назову его сыном по плоти и крови.
Пусть кровинка живая слаба да мала,
Облака над младенцем с небесной любовью
Сохранят отпечаток родного крыла.
Григорий Оклендский
Родом из Белоруссии. Школьные годы – в Гомеле, студенческие – в Ижевске, лучшие – в Новосибирском Академгородке. Многие годы занимался автоматизацией научных исследований и разработкой информационных систем здравоохранения. Кандидат технических наук. 25 лет живет и работает в Окленде, продолжая профессиональную карьеру в области информационных технологий.
Стихи пишет с юности. Второе дыхание открылось в Новой Зеландии. Автор 3-х поэтических книг – «Время собирать…» (Ижевск, 2010), «Время стихов» (Москва, 2014) и «Что дорого…» (Москва, 2020), многочисленных публикаций в бумажных и сетевых изданиях русскоязычного поэтического пространства. Финалист нескольких международных поэтических фестивалей, лауреат литературных конкурсов. Член Российского Союза писателей XXI века.
Сирень 45-го…
Тот дурманящий запах сирени –
Не забыть, не вернуть, не купить…
Мирный день – долгожданный, весенний –
Чтоб вдыхать и вздыхать, чтобы жить!
А берёзовый воздух – не пахнет.
Тот берёзовый сок, как слеза.
Уронила кудрявая наспех –
Чудом выживший воин слизал.
На сиреневом блюдце гадаю,
У потомков прощенья прошу.
Сдал дела недопитому чаю
И в студёную ночь ухожу.
Наши скрепы – сирень и берёзы,
Да подснежник у талой воды,
Да могучие майские грозы
Как предвестник неясной беды.
Неотвратимое…
Господи, когда накажешь грешников
И лукавых, предавших завет?
Ты допустишь, чтобы воды вешние
Почернели, высохли от бед?
Будущая талая распутица
Безнадёгой сдавливает грудь.
Взрывом искореженная улица,
Как слепой, нащупывает путь.
Я бреду… в бреду ль, в ознобе горечном,
Мимо сёл, истерзанных войной.
Ни души… Свинцовый ветер с родины
Гонит танки за моей спиной.
Полчища несметны, окаянные,
Саранчою кружат по стерне.
Где ты, Авель, сын мой?! Всюду каины,
Душу запродавшие войне.
Почки набухают в нетерпении,
День весенний встанет в полный рост.
Грудь девичья растревожит пением
Парня, что щетиною оброс.
Распевает девушка на суржике.
Белокожа, ласкова, стройна…
Ой, дивчина! За тобой бы в Ужгород
Он поехал, если б не война!
…Он однажды сбросит наваждение,
За углом продаст бронежилет,
И уйдет затворником в смирении,
Будто света белого и нет.
Осенняя элегия
Снова осень мне стучится в двери.
В южном небе юная Луна.
Звёзды расписали акварелью
неба полусвод. Не зная сна,
Стерегут покой подлунных пастбищ,
сон людской у океанских шор.
Вверх смотрю и беспричинно счастлив,
и веду с Луною разговор.
Ни о чём, а впрочем, и не важно.
Дотянуться до неё рукой!
И погладить, и напиться – жажду
разом утолив за день-деньской.
А она – тонка и непорочна,
и наивна, и слегка дрожит.
Дива, вознесённая над ночью,
из окошка в облаке глядит…
Я живу предчувствием – не чувством.
Я хочу, чтоб осенью ко мне
Возвратился кочаном капусты
шар земной, замотанный в кашне.
Мне другая осень часто снится.
В северной далекой стороне
Над безлюдным полем кружат птицы,
собирая крохи по земле.
Жёлто-красный сарафан опушки.
Ярких красок поздний хоровод.
Песня запоздалая кукушки.
Здесь никто подолгу не живёт.
Лишь художник… Может быть, напрасно?
Осень. Озимь. Заморозков медь…
Резкие мазки наносит маслом,
чтоб пейзаж навек запечатлеть.
Курсивом…
Притихший город дышит осенью
И ненавязчиво красив…
Прощальный лист в прожилках проседи
Рисует в воздухе курсив.
И оплетает паутина
Воспоминаний кружева.
И не стыдится слёз мужчина,
Забыв нежнейшие слова.
А голова – давно седая,
К земле склонилась голова
И слушает, не умирая –
Пока жива.
Тревожное…
Застывший город. Берег моря.
Ни дна, ни кораблей.
Собаки чуют запах горя,
Чураются людей.
Прохожих мало. Все по парам.
Как в связке. Связь прочна?
И омывает берег старый
Усталая волна.
Часы идут, а время встало.
Безумье снов.
Нас будет много или мало
В конце концов?
Неоконченная пьеса для театра
И зачем только птицы вспорхнули,
Растревожив меня наяву?
Растворившись в предутреннем июле,
Растянули свой клин в тетиву.
Где та женщина, что вспоминает
Постаревшие наши сады?
Как девчонкой стыдилась, нагая,
Сумасшедшей своей наготы.
Может, видит меня сквозь дремоту,
Как губами касаясь груди,
Я вхожу, обезумевший, в воду?
А второй раз уже не войти.
И зачем только вечер спустился,
Лёг усталою тенью на снег?
И зачем существуют границы
В наш сумбурный неласковый век?
Чтоб ударившись оземь, как птица,
Возвратившись к началу начал,
Дописать этой быль-небылицы
Финал…
Чтоб летали по сцене страницы,
И безмолвный, всевидящий зал
Эту пьесу, которой не сбыться,
Доиграл.
Маме…
Мама тихо умерла в мае
С той поры я на земле маюсь
Всё ищу ищу угол пятый
Может маму там кто-то спрятал.
Вспоминаю наши редкие встречи –
Как живые разговоры беспечны…
Догорают поминальные свечи
Остывают угольки в старой печке.
Мама ранним умерла утром
Умерла как и жила – мудро
Не проснулась… сон такой вечный
Сновиденья на пути млечном.
Рамка чёрная… слова стынут
Больше некому сказать: «Сына…»
В Сикстинской Капелле…
Что в наших детях прорастёт?
«Как слово наше отзовётся?»
Когда отправимся в поход –
Библейским морем, ночью звёздной?
Что значит чувствовать – живу,
Не уподобившись песчинке?
Воспринимать ли жизнь саму,
Как приглашенье к поединку?
Зачем мы населяем мир,
И суетимся, и не любим?
Зачем в тени чужих квартир
Спасаемся от пресных буден?
Любовь и красота спасут
Тебя, меня и всё живое.
И нас минует Страшный Суд,
Когда Творца в себе откроем.
Забвенья нет, но есть судьба.
Она невидимой рукою
Прописана на облаках,
Где мне не встретиться с тобою.
