Это случилось спустя год после нашей эмиграции. Наши бедные дети-подростки прыгали с кочки на кочку, пытаясь найти твердую почву под ногами на чужом для них пространстве. Осторожными они не были и время от времени проваливались прям по колено в самую тину, их бросало из стороны в сторону, они мучительно искали друзей и пытались хоть как-то зацепиться, чтобы восстановить свой полуразрушенный мир, а мы им мало чем могли помочь, мы сами ничего вокруг не понимали. Потом, конечно, все у всех наладилось. Но это было потом.
А тогда в одну из ночей я уснула под утро – дочь была на пати с друзьями и пришла так поздно, вернее рано, что я ее не услышала. Зато услышала непонятные звуки. Я подумала, что это кот замерз – а это была зима – и просится домой. Встала, надела куртку, дом остыл за ночь градусов до 10, пар изо рта вовсю – у нас высокая влажность, угги надела (в Новой Зеландии это зимние тапки, а не уличная обувь) и вышла в зал. И тут у меня как бы рябь пошла перед глазами, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», когда он шапку Мономаха увидел, а она потом в кота превратилась. Мне почудилось, что у меня видение, настолько картина была нереальной. На ковре посреди комнаты лежал младенец – ребеночек месяцев восьми. Агукал, не плакал. В легкой футболочке, в памперсах, с голыми ножками и ручками в такой холод… Со мной случился столбняк.
Оказалось, что ребеночку действительно восемь месяцев, это был сын Пола, одного из друзей дочери. Он его положил к нам на ковер, пока на улице болтал с друзьями.
Мне потом рассказали, это его непутевая подруга Карла родила от него мальчика, но была такой безответственной матерью, что стало понятно – ей доверить сына нельзя. Причем у молодой пары были родители, бабушки и дедушки маленького Зана. Но они были из той категории новозеландцев, чье личное пространство на замке не только для взрослых детей, но и для внуков.
Так вот, ребенок оказался никому особо не нужен, кроме молодого неблагополучного отца, который был каким-то там диджеем, не работал толком, выращивал марихуану на продажу, тусовался с друзьями, но при всем том – удивительно – ему не пришло в голову отказаться от ребенка. Оставлять малыша было не с кем, и он все время был с отцом, как в то утро, когда я его увидела. Рос он закаленным мальчиком и практически не болел.
Прошло года полтора, и Карла родила второго мальчика, которого благополучно повесила на нос Полу, а заодно и развесистую лапшу на уши, что это его ребенок. Мальчик был прехорошенький, глаз не оторвать, но совсем не похож на брата, ну …в общем как бы сказать…., ну маори вылитый и по оттенку кожи, и характерным чертам лица. Пол и Карла были блондины, их старший ребенок тоже. Малыши были абсолютной противоположностью, но все вокруг, конечно, деликатно молчали (мало ли какие гены!), тем более что Пол это никак не комментировал. Новенький Дэнис также, естественно, оказался у Пола. Карлу слишком затянули наркотические будни, она угробила свое здоровье. То есть, с кем будут дети, вопрос не стоял. Отец их растил, как мог. Он их очень любил. Правда, в тусовках себе тоже не отказывал, дети спали под шум, гам и музыку в сигаретном дыму.
И вдруг, как гром среди ясного неба – Карла в пылу ссоры выкатывает ему ужасную правду, что второй сын вовсе не его, оказывается, а ее старого друга, полицейского, который (кто бы сомневался!) был маори. Пол рыдал. И страдал. И не верил своим ушам, и говорил, что она все врет. Врет! Специально, чтоб ему сделать больно! Все, конечно, пожимали плечами, настолько очевидной была правда. Но не для Пола. И он стал настаивать на генетической экспертизе….
А потом постепенно как-то успокоился, принял тот факт и сказал всем, что будет любить неродного сына еще больше, чтоб, говорит, он не чувствовал никогда, что неродной.
Помню, что для меня эта история в то время показалась совершенно непонятной. И главным образом для меня нереальным было то, что Карлу никто особо не осуждал и на Пола никто медаль за мужество не повесил. И бабушек-дедушек этих детей никто обструкции не подверг, даже словесной. Как случилось, так случилось, все отнеслись к ситуации с пониманием – в результате детям все равно было лучше с отцом, чем с матерью.
И думаю, в этом случае это было совершенно справедливо. Неизвестно, как сложилась бы судьба детей, останься они с Карлой под нажимом общественного мнения…
Вторая история произошла не так давно в очень благополучной семье и в очень состоятельной. У них совсем молоденькая дочь забеременела. 20 лет для Новой Зеландии – это очень юный возраст. Трудность ситуации состояла в том, что она, ее звали Натали, не знала, кто отец ребенка. У нее был бой-френд, тоже совсем молодой парень, с которым она успела расстаться на тот момент, и тот все эти месяцы, всю беременность своей подруги жил, как на иголках, в сомнениях, его это ребенок или нет.… И кстати, Натали, как истинной новозеландке, не пришло даже в голову его обмануть. Она ему и всем честно призналась – не знает, кто отец, много было партнеров. Вот тут была проведена экспертиза ДНК, как только ребенок родился, которая подтвердила отцовство ее бой-френда. В честь этого события был организован семейный праздник, на который пригласили родителей отца малышки. Молодой отец был счастлив, все родственники его поздравляли. Это при том, что эта пара вместе жить не собиралась.
Помню, какой неловкой мне казалась эта ситуация – я немедленно нацепила «белое пальто», типа, «какой ужас! как хорошо, что это не моя дочь, да я б со стыда сгорела на месте родителей Натали на таком пати, да я б сквозь землю провалилась…». Мне все это также показалось совершенным сюрром, но… Но и тут все отнеслись с пониманием. Все, что называется, держали лицо.
А тут вскоре выяснилось, что юная мама не хочет воспитывать малышку, она ей попросту не нужна, полгода ребенок провел с бабушкой, мамой Натали, а потом… семья спокойно, без всякой драмы отдает Лили ее молодому отцу. Он оставляет работу и растит ее сам, а родственники навещают время от времени.
Как свойственно киви, все решается очень чинно. И снова никаких нравственных оценок.
Тогда все, что случилось в первой истории, я объясняла тем, что там изначально была все-таки неблагополучная среда, здесь же все родственники маленькой Лили были как раз наоборот очень благополучны.
И вот из этих двух историй (а потом и других подобных) я поняла, что лично для меня общественное мнение, оказывается, значит очень много, вот это «что люди скажут», а еще страшнее «что мои родители подумают». Это своего рода клетка, которая не дает мне принять здравое, свободное, независимое решение, я буду бояться осуждения, хотя в Новой Зеландии как в толерантной стране осуждение в целом не принято. Нет, есть, конечно, вещи, которые осуждению подлежат однозначно. Ложь, например, даже самая маленькая. Если поймают на этом – все, репутация будет погублена. Измену осудят тоже. Отсутствие манер, вторжение в чужие границы – это тоже, пусть не в лоб, конечно, но дадут почувствовать, что ты что-то не то сделал. Но вот что касается этих двух историй, то осуждения не будет, по крайней мере, явного. Поскольку это все-таки частная жизнь. И «общественное мнение» в эту жизнь не полезет никогда, за исключением случаев, когда ребенку угрожает опасность. Да и общественного мнения как такового в этой ситуации попросту нет. Или оно будет очень завуалировано, поскольку считается, что каждый может попасть в такую сложную жизненную ситуацию, как Карла и Натали.
То есть не кукушки и гадины, бросившие детей, а люди, которые попали в трудную ситуацию… Мамаш никто не пригвоздит презреньем, стыдить не будут и не вынудят нести ответственность, которую они на себя взять не смогли по разным причинам. Общество их не заставит ходить с опущенными глазами, это точно.
Никто не задастся вопросом, кто виноват в этой ситуации, неважно это. И если ребенок может остаться с отцом, то никакие бабушки, если они будут против этого отца, ничего поделать не смогут. За исключением, конечно, если отец совсем неадекватен. Но тогда это решит суд. В первой истории с Полом, каким бы он ни был «несоответствующим» отцом, его права никто и не оспаривал, и вряд ли бы смогли, если б даже захотели.
Поскольку папа в Новой Зеландии – это не менее значимый человек, чем мама и юридически, и фактически.
Современных пап, сплошь в татуировках, вы встретите в супермаркете с тележкой, в которой будут сидеть два малыша, а еще один-два рядом. Папы с колясками, папы в бассейнах, на детских площадках.
Папы меняют памперсы, встают ночью. Берут отпуска на каникулах специально, чтобы поехать с семьей хоть куда-нибудь, например, в палаточный лагерь. Много раз наблюдала картину, как в самолете мама смотрит телевизор, а папа в проходе носит ребенка, укачивает.
Я предвижу комментарии и сразу скажу, что, конечно, есть и совсем другие примеры, я с ними сталкивалась. Но я все-таки пытаюсь быть справедливой, не описывать такие частные случаи, которые встречаются гораздо реже, я пытаюсь рассказывать о тенденции. А она такова: если это нормальный новозеландский среднестатистический папа, каких большинство, то это хороший, ответственный отец.
В семьях обычно нет такого твердого разделения ролей: я добытчик, а ты тыл. Родительские заботы – вместе, даже если мама не работает. Подрастают дети – работают, как правило, оба. Но надо учитывать, что до 12 лет по закону ребенка одного оставлять дома нельзя, значит, работать полный день один из родителей не может, или они должны как-то пристраивать детей.
Чаще всего, пока дети не вырастут, кому-то из родителей выгоднее не работать. Обычно, конечно, маме, поскольку детей, как правило, в семьях много – трое это нормально, и они нередко идут один за другим. Но если у мамы хорошая карьера, то берет отпуск по уходу за ребенком папа. Это никого не удивит.
Первое время для меня было необычным то, как открыто киви-отцы выражают свою любовь к детям. Я несла как-то маленькую внучку на руках в магазине, ей месяцев 10 было, и ко мне подошли два молодых папы с детишками, наклонились к маленькой Скарлетт: «Ох, ну какая же ты хорошенькая! Ну, какое чудо!».
И очень приятно видеть, как папы носят своих малышей на руках. Даже у мам я такой нежности не вижу. Киви-женщины кажутся более спокойными и здравомыслящими, папы же выглядят слегка обалдевшими от гордости и счастья, что они несут такое сокровище.
Конечно, папы всей планеты любят своих детей, если это нормальные папы, но любовь, которую я вижу у новозеландцев, активна, что называется, с полным погружением. Полагаю, именно поэтому новозеландские женщины, порой, уходят из семей, оставляя детей и мужей. Они уверены, что мужья намертво привязаны к детям своей любовью, никогда их не бросят, не откажутся. И это действительно так. К сожалению, в Новой Зеландии это нередкая история, когда отцы вынуждены поднимать детей в одиночку (иногда троих, четверых, пятерых).
И еще я сделала вывод, что ни мой супербогатый (э-эх…!) жизненный опыт, ни моя интуиция, в наличии которой я вообще-то стала давно уже сомневаться, не подскажут мне, чем же закончится та или иная история о моих героях.
С маленькой Лили все более или менее предсказуемо. Она уже школьница, ей 5 лет! Живет с папой. Хотя к маме ее привозят почти каждые выходные, и она маму очень любит, но весь мир у нее – это папа.
А вот детей Пола мне было когда-то искренне жаль. И детство у них было таким сумбурным, что я думала, вряд ли там стоит ожидать что-то хорошее. Но Пол вдруг взялся за ум, окончил университет, оказался талантливым IT–шником, хорошо зарабатывает, преподает. Он давно переехал в приличный район, чтобы устроить детей в хорошую школу, которую те успешно окончили. Старшему уже 20! Пока о них больше ничего не знаю. Но моя дочь слышала, что прекрасные парни выросли…
Короче, нет у меня интуиции. К счастью.
Татьяна Аксенова-Хошева, Окленд